Ники еще не приходилось ездить в «инфинити», хотя в другое время она бы не отказалась на нем покататься, как бы неприязненно ни относилась к Толику. Но сейчас был не тот случай, когда она могла оценить преимущества внедорожника перед автобусом. Ники съежилась на заднем сиденье, перепачкав его снегом, в котором извалялась с ног до головы. Теперь, когда все закончилось, ее начала бить нервная дрожь. «Дворники» с умиротворяющим шуршанием разметали снег с лобового стекла, тихо шумела печка, радио бормотало беспечным женским голосом. Ники подняла гитару с колен, чтобы переложить ее на сиденье, и почувствовала, что у нее качается гриф. Расстегнув клеенчатый футляр, она обнаружила нечто ужасное — кусок деки отломился, гриф болтался на одном шурупе. Ники застегнула футляр и тихо заплакала.
— Хватить скулить, — рявкнул спереди Толик, выруливая из двора на Омскую улицу. — Ничего с тобой не случилось.
— Гитара сломалась, — сквозь всхлипывания выговорила Ники.
Толик промычал что-то невнятное. Несколько минут они ехали в тишине.
— Куда мы едем? — спросила Ники.
— Домой.
— Ко мне?
— Ну не ко мне же!
Толик определенно был зол. Впрочем, неудивительно. Ники подумала, что надо бы поблагодарить его за спасение, но никакой благодарности почему-то не ощущала. Вместо «спасибо» она, всхлипнув, спросила:
— Кто это был?
— Какой-нибудь псих, — буркнул Толик. — Наверно, бывший контрактник. Они там все с ума сходят и на гражданке все никак воевать не перестанут…
— У нас в школе висит объявление, что в районе объявился педофил. Думаете, это он?
— Однозначно, — кивнул Толик. — Повезло тебе, что я ехал мимо.
— Вы его убили?
— Убил, как же, — хмыкнул Толик. — Так, морду слегка начистил.
— Может, надо было милицию вызвать?
— Бесполезно. Они его все равно не найдут. А тебя по допросам затаскают.
— Зачем же вы его отпустили?
— А я что, нанимался его ловить?
— Но это же маньяк, — встревожилась Ники. — Он же вернется!
Толик, не сбавляя скорости, обернулся к девочке.
— Непременно вернется, — язвительно сказал он. — Подкараулит в парадной и прирежет.
Ники побледнела. Толик захохотал, как будто сказал что-то очень смешное.
— Знаешь, почему он напал именно на тебя?
Небольшие холодные глаза Толика были устремлены прямо в лицо Ники.
— Педофил выбирает самых слабых. Тех, кто не может дать ему отпор. Он сам трус, поэтому ищет тех, кто еще трусливее его.
— Я не трусиха! — возразила Ники.
— Разве?
Впереди вспыхнул красный светофор, и Толик перенес внимание на дорогу.
— Ты действительно считаешь себя смелой? — продолжал он, сворачивая с Ланского в «карман». — Ты способна постоять за себя, если на тебя нападают? Что-то я не замечал…
Ники вдруг вспомнился сегодняшний эпизод с Вовиком и его компанией. «Они надо мной издевались, а я просто убежала, — подумала Ники и почувствовала, что ее щеки покраснели от стыда. — И все время так! Меня обижают — я молчу и терплю… Неужели я действительно трусиха?»
— А что я могу сделать, когда все против меня? — тихо спросила она.
— Вероника, это закон природы: мучают тех, кто не может защищаться. То есть самых слабых и беззащитных. Человеческое общество живет именно по таким законам.
— Я что, самая слабая?
— Ну раз тебя, говоришь, все пинают, значит, да.
— Но я не делала никому ничего плохого!
— Для того чтобы мучить слабых, повод не нужен. Это нормальный инстинкт. Если у человека есть возможность сделать гадость ближнему безнаказанно, он ее непременно сделает… Люди вообще устроены довольно гнусно.
— Это же неправда! — воскликнула Ники. Толик мерзко усмехнулся.
В глубине души что-то говорило ей, что Толик прав.
«Значит, я просто слабачка и трусиха!» — потрясенно подумала она.
Ники было очень стыдно. Она с ненавистью посмотрела в подбритый затылок Толика, как будто это лично он был виноват в несправедливом и жестоком устройстве мира.
«Теперь все будет по-другому, — с ожесточением подумала она. — Я не позволю никому меня мучить. Если Вовик снова начнет издеваться и колоть меня карандашом, я ему… сломаю нос. Больше никто не посмеет обижать меня».
Высадив Ники у парадной, Тиль вырулил на Ланской и поехал в обратном направлении. Возле остановки девяносто восьмого автобуса он остановил машину. Через минуту дверь открылась, и на переднее сиденье плюхнулся человек в камуфляжной куртке.
— Хоть бы снег отряхнул, — проворчал Тиль. — Натащили грязи в салон…
Человек в камуфляже откинулся на спинку сиденья.
— Ну ты и гад все-таки, — весело сказал он. — Шутник, блин! Если бы ты сломал мне нож, ух что бы я с тобой сделал!
— Не все же тебе одному развлекаться, — буркнул Тиль, трогаясь с места. — Ну, прошла она проверку?
«Омоновец» кивнул.
— По-моему, самая обычная девчонка. Перепугалась, как курица. Даже убежать не попыталась. Она сама-то хоть знает, кто ее мать?
— Ничего она не знает, — уверенно сказал Тиль. — А вдова ей специально не говорит. Потому что понимает: сболтни она хоть слово лишнее — и больше дочку не увидит.
— А если она притворяется, а сама тем временем…
— В этом и был замысел проверки. Когда под угрозой жизнь, тут, знаешь ли, не до лицемерия.
Тиль вывел машину к Черной речке и поехал в сторону центра. «Омоновец» расстегнул куртку — в салоне было жарко — и включил погромче музыку. Играла какая-то классика, грозная, свирепая и веселая. «Омоновец» послушал, вздохнул и убавил звук.
— Уж слишком быстро ты появился, — недовольно сказал он. — Все развлечение испортил. Я только-только вошел во вкус…
— Этого-то мы и боялись, — усмехнулся Тиль. — Что ты войдешь во вкус. Шеф велел мне выждать не более десяти минут. Прикинул, что за это время ты не успеешь ее прирезать.
— Да он настоящий психолог! — уныло сказал «омоновец».
Оба засмеялись.
— Слушай, а вот скажи… просто интересно, — заговорил Тиль, глядя перед собой на дорогу. — Если бы я не появился, ты бы ее убил?
— Не знаю, как уж дело бы пошло. Почему бы и нет? Не в первый раз.
— Ты это дело заканчивай. Шеф недоволен. Твои охотничьи развлечения нам уже дорого стали. Административный ресурс тоже не безграничен, — поучающим тоном сказал Тиль.
«Омоновец» презрительно усмехнулся и, красуясь, выпустил и втянул черные клинки.