Нет, куколка Ильматар определенно на нее смотрит!
Вдруг Айникки с изумлением увидела, как глиняная кукла подняла голову и уже по-настоящему посмотрела на нее снизу вверх. Лицо куколки неуловимо изменилось: только что было доброе и глуповатое, а теперь стало похоже на птичье — остроносое и хищное. В ямках глаз загорелись хитрые огоньки.
— Так-так, — проворчала глиняная кукла. — Девица! Кто бы мог подумать! Ты кто такая?
Айникки глядела на ожившую богиню, как мышь на змею, не смея шевельнуться. А птицеголовая богиня разглядывала ее с явной насмешкой.
— Ишь, глаза-то выпучила… Тоже рыжая — да не так, как истинные потомки Калева…
— Ты кто? — выдавила Айникки.
— Отвечай, когда тебя спрашивают! — прикрикнула на нее кукла. — Как тебя зовут, убогая?
— А… Айникки, дочь Антеро. Ты ведь не Ильматар?
— Догадливая! — захихикала кукла. — Сказать бы кому, что меня спутали с Ильматар, да ведь не поверит никто… А скажи-ка, девица, не в родстве ли ты с неким Ильмариненом?
— Ильмо! — встрепенулась Айникки. — Что с ним случилось?!
Глиняная кукла молча смотрела на нее своими глазами-дырками. Айникки топнула ногой:
— Отвечай… нечисть!
— Значит, только что была светлая Ильматар, а теперь уже нечисть? Хе-хе… А что ты так раскудахталась? Какое тебе дело до Ильмаринена?
— Он мой суженый!
— Вот оно что! — протянула кукла. — А скажи, девица, где сейчас твой суженый?
— По воле предков и богов Ильмо пошел в туманную Похъёлу! — гордо сказала Айникки. — Чтобы найти родичей упыря-рунопевца, который убил моих подруг, и на корню извести всех этих мерзких кровопийц! Перед уходом мы обручились. А когда он вернется, сыграем свадьбу!
Глаза куклы полыхнули пламенем… и вдруг гнев ее сменился пакостным хихиканьем.
— Поняла! Ты, девица, уж не беременна ли?
— Я? — Айникки даже подскочила от такого предположения. — Вот еще!
— А ежели подумать?
«Даже думать об этом не желаю!» — хотела ответить Айникки. А сама помимо воли принялась считать дни. Допустим, кукла не врет… Когда же это могло случиться? Перед уходом Ильмо, когда им несколько раз удалось повидаться втайне от родителей? Или еще раньше, когда он вернулся с Браге?
Кукла наблюдала за ней и посмеивалась, словно читая мысли.
— Выходила бы ты, девка, поскорее замуж, а то позора не оберешься. Батюшка-то у тебя суровый, выгонит в лес или вообще пристукнет. А суженого своего ты особо назад не жди. С «похъёльскими упырями» не так-то просто сладить…
— Это неправда, — упрямо повторила Айникки. — Я не беременна!
— Скоро сама узнаешь, правда или нет, — посулила кукла. — Прощай, дурочка. И смотри помалкивай, а то как бы язык не отсох…
Богиня замолчала, черты ее лица застыли и выправились. Перед Айникки на вышитом полотенце снова стояла матерь Ильматар, сложив руки и спокойно глядя на ее своими глазами-ямками. Айникки, словно очнувшись от сна, вскочила, схватила куклу и разбила ее об пол.
Вскоре Айникки, впопыхах одевшись и накинув на голову платок, уже бежала по темным переулкам к реке, где на отшибе стояла изба Локки. Чтобы не будить родителей, вылезла проверенным путем, в окно. Обратно наверх она забраться не умела, но сейчас ей было не до того. Айникки немедленно был нужен совет знахарки.
Локка спала и не сразу откликнулась на настойчивый стук в окно. Айникки пришлось подождать, пока старуха не вышла на крыльцо — простоволосая, в одной длинной рубахе.
— Проходи, девка, — зевая, сказала она. Удивления в ее голосе не было — люди к ней приходили во всякое время. А любопытство она давно наловчилась скрывать.
Айникки присела на край скамьи, глядя, как Локка зажигает лучину и убирает под платок седую косу. Изба Локки была не чета ее родному дому: тесная, темная, пропахшая травами и старой ветошью. На колени к девушке бесшумно прыгнула кошка — Айникки даже вздрогнула.
— Ну, с чем пришла? — спросила старуха, завязывая на поясе запашную юбку.
Айникки промедлила. Столько всего случилось этой ночью, что она даже не знала, с чего начать. Решилась — и выпалила главное:
— Локка… мне кажется, я беременна!
Локка довольно добродушно хмыкнула:
— Ну, давай посмотрим.
Она велела Айникки лечь на лавку, задрала ей подол и тщательно ощупала низ живота.
— Похоже на то, — бормотала она себе под нос. — Стало быть, нагуляла дитё со своим рыжим бродягой и теперь пришла плод травить? Травки-то подходящие у меня есть. Но нерожавшей нежелательно такое — как бы бесплодной на всю жизнь не остаться. Или, может, признаешься отцу? Не погонит же он тебя из дома! Ты не беспокойся. Родишь здорового младенчика, так к тебе еще охотнее присватаются…
— Какое «присватаются»! — возмутилась Айникки, морщась от боли, когда жесткие старушечьи пальцы мяли ее живот. — Ильмо — мой суженый, другого мне не надо!
— Эх, — вздохнула Локка, — твой Ильмаринен, светлая ему память, нынче в Похъёле. Забудь о нем, девка, зачем тешить себя напрасной надеждой?
— А что Похъёла? Похъёла — еще не Манала!
— Никто из Похъёлы не возвращается.
— Он вернется, — упрямо сказала Айникки, садясь на лавке. — И вообще, Локка, я вовсе не о том хотела тебе рассказать. Плод я травить не собираюсь — вот еще выдумала!
— Тогда зачем явилась среди ночи — не могла утра подождать?
— Дело в том… — Айникки замялась. — Видишь ли, я и не думала, что беременна… Но сегодня ночью что-то меня разбудило. Я зажгла лучину у домашнего святилища, и тут мне явилось… видение, не видение…
И Айникки принялась рассказывать о том, как с ней заговорила клювоголовая кукла, как запугивала ее, приказывая молчать, и тоже пугала, что Ильмо не вернется. Заканчивая рассказ, она искоса взглянула на знахарку и удивленно замолчала, Локка сидела бледная, вцепившись крючковатыми пальцами в край юбки.
— Локка… ты чего? — осторожно окликнула ее девушка.
Хотя и так ей было видно, что ее рассказ знахарку почему-то насмерть перепугал.
— Плохо, — пробормотала Локка, блестя в сумраке белесыми глазами. — Когда боги начинают говорить чужими голосами, когда хийси оскверняют святилища — жди беды! И снова этот окаянный Ильмаринен! Ушел в Похъёлу, но и там продолжает мутить воду! Я-то думала, уйдет он — и все закончится. Как бы не так…
— Так что же это… похъёльский демон со мной разговаривал? — недоверчиво спросила Айникки.
— Не знаю, — вздохнула Локка. — Я ничего не могу сказать… тут без совета предков не обойтись.
Она склонилась перед очагом и принялась раздувать вчерашние угли. Вскоре в устье печи полыхнул огонь, в избе стало светлее. Локка, бормоча себе под нос, принялась сыпать в огонь какие-то сушеные травы. Потянуло сладким дурманящим яроматом. У Айникки закружилась голова. Она прислонилась спиной к стене, с любопытством разглядывая убранство избы. Потолок, матово-черный от копоти, темные стены, увешанные разнообразной утварью. Красный угол в избе занимал чуть ли не две стены. Темнели маленькие идолы богов на полках, перед каждым стояли предписанные приношения. Локка, кряхтя, влезла на лавку, сняла с полки пестрый камень. Это был младший брат того, что стоял на кургане, возле деревянного идола предка.