«Я и сама не подозревала, что умею». – сгорая со стыда, подумала я. Так я и знала – теперь Саша меня презирает. Ну и поделом. Главное, он не обиделся, так что можно переходить к делу. И я начала объяснять про фотографию. Чем дольше Саша меня слушал, тем круглее становились у него глаза.
– Так я не понял – тебе моя фотография нужна для чего?
– Медитировать.
– Чего-чего?!
– Ну, смотреть на нее буду. Созерцать. – Я мучилась, как бы подоходчивей объяснить Саше мою идею. – Любоваться...
– Мной, что ли, любоваться?
– Не совсем тобой, а... как бы это... идеалом
– Это я, что ли, идеал?
– Ну как ты все превратно понимаешь! Представь, что есть некий архетип... абстрактная идея такого классного, крутого, идеального парня... и эта идея выражается через тебя.
– Ну, спасибо. – хмыкнул Саша.
– Благодарить тут не за что – так уж устроена природа. В общем, я беру твою фотографию, таращусь, значит, на нее часами, и сквозь твой облик постепенно проступают бессмертная Красота, Гармония и Совершенство. Они-то мне и нужны. Для работы, не просто так. Понятно, наконец?
Саша пробормотал что-то невнятное. Вид у него был несколько смущенный. Я заподозрила, что он опять что-нибудь не так понял. Тем не менее он куда-то ушел и вскоре вернулся с целым фотоальбомом. Я просмотрела его с большим интересом, обнаружила там несколько фотографий с маевки, на одной из которых нашла себя – правда, не в фокусе и за спиной Погодиной, а также кучу других, не менее любопытных. В конце концов я выбрала совсем маленькую, простенькую фотографию. Во-первых, Саша был на снимке один; во-вторых, смотрел мне прямо в глаза своим ясным и надменным взглядом, сурово нахмурив брови и чуть приподняв уголки губ в полуулыбке, и в-третьих, на фотке этой он выглядел чертовски обаятельно. Глядя на нее, я на мгновение даже забыла, что больше его не люблю.
– Годится? – сурово спросил меня оригинал, и я вернулась из царства мечты в реальность. – Тогда бери... хе-хе... созерцай.
Дверь распахнулась, впустив облако дыма и тетю Наташу.
– Детки, окно откройте, пусть сквозняком вытягивает. – сказала она, впиваясь в нас взглядом. – Что вы делаете? Фотографии смотрите? Саша, покажи Гелечке свой детский альбом. Он маленьким такой смешной был, пухленький...
Я попыталась спрятать Сашину фотографию в карман, но зоркие глаза тети Наташи тут же ее заметили. В ситуацию она въехала с лету.
– Саша, что же ты такую плохую фотографию Гелечке подарил?! Девушке надо дарить такую, где хорошо получился, чтобы она на нее смотрела, и душа радовалась...
– Мам, отстань, пожалуйста. – с тоской произнес Саша. – Открою я окно, открою.
– Мне для созерцания. – попыталась объяснить я.
– Ах, да что уж там созерцать, и покрасивее мальчики встречаются... Хотя и наш не из последних – слава Богу, в мать пошел, а не в папашу...
Не зная, куда деваться от бестактных намеков тети Наташи, я заторопилась на выход. Меня провожали сахарными улыбками и приглашениями заходить почаще. Кажется, тетя Наташа уже примеряла на себя роль свекрови. Саша, тоже вышедший меня проводить, стоял в дверях и усмехался, глядя на меня как-то странно. Я быстро ушла, злая и пристыженная. «Небось тетя Наташа решила, что я выпрашиваю у ее сынка на память фотографию, потому что влюбилась в него. – с досадой думала я. – И предлог такой дурацкий сочинила, что нарочно не придумаешь. Созерцание, надо же! Можно подумать, что кто-то мне поверит...» Тут я вспомнила Сашины косые взгляды, и меня бросило в дрожь – я неожиданно поняла, что Саша тоже мне не поверил! Боже мой, ужаснулась я, все один к одному – сначала «Мираж», теперь еще и фотография! Что он обо мне подумает?! «Да наплевать мне на его мнение». – ожесточенно решила я и пошла на автобусную остановку. Я собиралась поехать к Джефу, поговорить с ним о вампиризме и что-нибудь наконец съесть.
Джефа я застала на работе, то есть в вагончике. Он валялся на кровати прямо в обуви, читая кую-то бульварную газету. Я бросила взгляд ка стол и с радостью обнаружила там надкусаннЫЙ батон и целую связку охотничьих колбасок.
– Солдат спит, служба идет! – приветствовала я его. – Пока ты тут валяешься, всю библиотеку растащат.
– Ты чего так рано? – спросил Джеф, складывая газету. – Случилось что-нибудь? Как рука?
– Воспалилась, а больше ничего.
Я показала рану. Сторож внимательно ее рассмотрел. Потом долго вглядывался в лицо. Наконец он от меня отстал. Вид у него был недовольный.
– Не понимаю. – хмуро сказал он. – С виду никаких изменений.
– А должны быть? – спросила я, протягивая руку к колбасе.
– Должны. – вздохнул Джеф. – И я их не вижу, что очень плохо. Мне бы не хотелось, чтобы они вдруг всплыли в самый неподходящий момент.
– Думаешь, я должна стать вампиром?
– Ох, не знаю... Чего ты так вцепилась в колбасу?
– Просто так получилось, что я сегодня целый день не ела. То одно, то другое. Поделишься?
– Запросто. Только не откусывай от батона, сделай бутерброд. Вот там складной ножик возьми...
Я повертела в руках колбасу и вспомнила что собиралась рассказать Джефу о ночном кошмаре. Джеф выслушал с напряженным внимание А потом сделал нечто неожиданное и глубоко меня возмутившее. Он выхватил из моих пук колбасу и батон и положил их на другой край стола.
– Так, говоришь, целый день тебе что-то мешало поесть?
– Это же случайность...
– Не бывает таких случайностей. Придется тебе сегодня попоститься.
– Что за издевательство? Зачем?
– На всякий случай. – сказал Джеф. – Считай, что это интуиция. И сядь вон на тот ящик, подальше отсюда, чтобы я все время тебя видел.
Я, надувшись, села на указанный ящик. Джеф устроился напротив и впал в глубокую задумчивость.
– Сегодня вечером что-то будет. – изрек он после продолжительного молчания. – Зреет что-то очень серьезное.
– С чего ты решил?
– Мне почему-то захотелось прибраться в вагончике. Это неспроста.
Я хихикнула:
– Да уж, загадочное желание.
– Я подобрался слишком близко к разгадке. – продолжал Джеф, игнорируя мои слова. – И сам этого не заметил, вот что плохо. И упустил инициативу.
– О чем ты болтаешь? – не выдержала я.
– Об этом. – Сторож кивнул на мой укус. – Против меня сделан ход, а я даже не знаю, как на него реагировать...
Неожиданно Джеф встал, взял со стола складной нож, собрал свои длинные волосы в хвост и одним движением отрезал его. Укороченные патлы тут же в беспорядке рассыпались вокруг его лица.