– Северного Уэльса, – поправила ее Гвенвифар.
Хоть Нимуэ и сама все это знала, все же просьба ее была. продиктована не одним лишь притворством. Моргейна по-прежнему оставалась для нее загадкой, и девушке очень хотелось узнать, какой же виделась леди Моргейна тем, кто встречался с нею в этом мире.
– Моргейна была одной из моих придворных дам, – тем временем начала рассказывать Гвенвифар. – Я приняла ее в свою свиту по просьбе Артура в день нашей с ним свадьбы. Конечно, они выросли порознь, и Артур ее почти не знал, но все-таки…
В свое время Нимуэ обучили угадывать человеческие чувства, и теперь, внимательно слушая королеву, девушка поняла, что за неприязненным отношением Гвенвифар к Моргейне таится и кое-что иное – уважение, глубокое почтение, смешанное со страхом, и даже своего рода нежность. «Не будь Гвенвифар такой фанатичной, такой безмозглой христианкой, она полюбила бы Моргейну всем сердцем».
Что ж, по крайней мере, пока Гвенвифар рассказывала о Моргейне – хоть она и считала сестру короля злой колдуньей, – она не несла всей той благочестивой чуши, что надоела Нимуэ почти до слез. Но девушка не могла сосредоточиться на рассказе королевы. Она изображала горячую заинтересованность, издавала удивленные возгласы, когда повествование того требовало, – но душа ее была охвачена смятением.
"Мне страшно. Может случиться так, что я не просто привяжу Мерлина к себе, но и сама окажусь его рабыней и жертвой…
Богиня! Великая Матерь! Не мне должно предстать перед ним, но тебе…"
Луна прибывала. До полнолуния оставалось всего четыре дня, и Нимуэ уже чувствовала, как в ней нарастает волнение. Она думала о сосредоточенном лице Мерлина, его прекрасных глазах, чарующем голосе – и понимала, что и сама безнадежно запуталась в паутине собственного заклятия. Изуродованное тело Кевина давно уже не вызывало у нее ни малейшего отвращения, зато она остро ощущала жизненную силу, бурлящую в этом теле.
"Я отдамся ему в новолуние, – подумала Нимуэ, – и наши жизни сольются в один поток, и мои цели станут его целями, и мы сделаемся единой плотью…" Тело ее изнемогало от желания, острого до боли; ей хотелось, чтоб нежные руки Кевина ласкали ее, хотелось почувствовать на своих губах его дыхание. Нимуэ изнывала от жажды и знала, что чувства эти – по крайней мере, отчасти, – это отголосок его желания и неверия в свои силы. Магическая связь, созданная Нимуэ, заставляла ее ощущать мучения Кевина как свои.
«Когда вместе с луною жизнь войдет в полную силу, Богиня примет тело своего возлюбленного…»
В этом не было ничего такого уж невероятного. Отец Нимуэ – поборник королевы и лучший друг короля. А Кевину не запрещено жениться – он ведь Мерлин, а не христианский священник. Все придворные сочтут этот брак вполне достойным, хоть некоторые дамы и будут ужасаться при мысли о том, что ее нежное тело достанется человеку, которого они считают чудовищем. Артур наверняка знает, что Кевин не может вернуться на Авалон – после того-то, что он совершил! – но и при дворе Кевин занимает почетное место королевского советника. И нет музыканта, который мог бы сравниться с ним. "Должно ведь где-то найтись место и для нас… место и наша доля счастья… в полнолуние, когда мир полнится жизненной силой, мы сможем зачать ребенка… и я с радостью буду носить его… Кевин ведь не родился калекой – его изуродовали в детстве… его сын будет красивым…" Но тут Нимуэ заставила себя остановиться; разгулявшееся воображение начало беспокоить ее. Нельзя допустить, чтоб собственное заклинание столь крепко связало ее! Она должна держать себя в руках, хоть прибывающая луна и заставляет ее кровь бурлить в жилах. Она должна ждать, ждать…
Ждать, как ждала она все эти годы… Существует магия, что приходит лишь тогда, когда отдаешься жизни во всей ее полноте. Жрицы Авалона испытывали это чувство, когда, лежа в белтайнских полях, пробуждали в своем теле и сердце жизнь Богини… Но была в этом и более глубинная магия, идущая от сдерживаемой силы. Христиане тоже знали об этом – недаром ведь они настаивали, чтоб их святые девы жили в целомудрии и уединении, дабы пылало в них тайное пламя укрощенной силы. А священники их могли выплескивать всю сбереженную силу во время христианских таинств – что они и делали. Вот так же Нимуэ ощущала силу в каждом жесте, каждом слове Враны; старая жрица никогда не тратила слова понапрасну, но когда Врана все же позволяла своей силе проявиться, та изливалась с неимоверной мощью. Даже сама Нимуэ, после того как ей запретили общаться с другими девушками и участвовать в обрядах, не раз, сидя в храме, чувствовала, как текущая в ее жилах жизненная сила набирает такую мощь, что Нимуэ готова была в любой момент разразиться истерическими воплями или начать рвать на себе волосы, – почему ее обрекли на эту участь, почему она должна, не зная передышки, нести эху чудовищную ношу? Но Нимуэ верила Богине и подчинялась своим наставникам; и вот теперь ей доверили великое дело, и нельзя допустить, чтобы она подвела всех из-за собственной слабости.
Она была сейчас словно сосуд, наполненный силой, – словно Священная реликвия, грозящая смертью неосторожному непосвященному, дерзнувшему коснуться ее, – и вся эта сила, накопленная за годы подготовки, понадобится ей, чтоб привязать Мерлина к себе… Но ей следует дождаться нужного расположения светил; в новолуние она сможет воспользоваться потоком силы, исходящей с обратной стороны луны… не плодородие – бесплодность, не жизнь всего сущего – темная магия, превосходящая древностью сам род людской…
Но Мерлин сведущ в таких вещах. Он знает о старинном проклятии новолуния и бесплодного чрева… Значит, следует очаровать его до такой степени, чтоб ему даже в голову не пришло задуматься, отчего вдруг Нимуэ отказала ему в полнолуние, но сама стала искать его при ущербной луне. Впрочем, у нее имеется одно преимущество: Мерлин не знает, что она в этом разбирается, он никогда не видел ее на Авалоне. И все же эти узы действуют в обе стороны, и если она может читать его мысли, то и ее разум открыт для Мерлина. Нужно каждое мгновенье быть начеку – иначе Кевин заглянет ей в душу и узрит ее подлинные цели.
«Нужно добиться, чтоб он себя не помнил от желания, чтоб позабыл… позабыл все, чему его учили на Авалоне». И в то же время ей следует сдерживать свое желание и не позволять, чтоб ей передалось желание Кевина. Нелегкая задача.
Нимуэ принялась обдумывать очередные свои уловки. «Расскажи мне о своем детстве, – попросит она. – Расскажи, как случилось, что ты столь тяжко пострадал». Сочувствие позволит надежно его связать – Нимуэ поняла это в тот самый миг, как впервые коснулась Мерлина кончиками пальцев… И, к отчаянью своему, она поняла, что изыскивает причины оказаться рядом с ним, прикоснуться к нему – не ради порученного ей дела, а ради терзающего ее желания.
«Смогу ли я сплести эти чары, не погубив себя?»
– Тебя не было на пиру у королевы, – негромко произнес Мерлин, глядя Нимуэ в глаза. – А я написал для тебя новую песню… Было полнолуние, а в луне кроется великая сила, леди…
Нимуэ – само внимание – взглянула на него.