Она не стала обижаться. Призрака, считающего себя живым человеком, ей раньше тоже видеть не доводилось.
– Это было больно. Очень больно. – В кармане халата Арина нашарила веретено. – Вот этим он вспорол сначала свою, а потом мою ладонь. Я потеряла сознание, когда его кровь смешалась с моей, а когда очнулась, оказалась уже здесь.
– Бабуськи притащили тебя сюда волоком? – В его голосе все еще слышалось сомнение. Нет, оно стало еще крепче.
– Они говорят, я пришла сюда своими ногами.
– Но ты этого не помнишь? – уточнил Волков.
– Да, я этого не помню.
– А знаешь, – сказал и он после недолгих раздумий, – я ведь тоже не помню, как оказался на болоте. – Недоверие в его голосе сменилось растерянностью. – А я точно не вступал в сговор ни с каким шаманом. Первое, что я помню, это тебя, прогуливающуюся с Блэком по болоту. – Взгляд его сделался напряженным. – Что здесь происходит?
Вот и пришло время. Как бы она ни хитрила, как бы ни пыталась отсрочить неизбежное, а время пришло.
– Ты мне не поверишь. – Арина отвела взгляд. Не с этого надо было начинать. Не так глупо, не так банально…
– Я постараюсь.
– Ты помнишь аварию?
Прежде чем ответить, Волков задумался, во взгляде его промелькнуло что-то смутное, едва уловимое.
– Мой джип слетел в овраг, – сказал наконец. – Чертовски глубокий овраг. Помню, когда летел, еще успел подумать, что мне конец: или разобьюсь насмерть, или останусь инвалидом.
– Первое… – Арина сжала веретено так, что заболели пальцы.
– Что – первое? – спросил Волков. Голос его был спокойный, лишь чуть недоуменный.
– Ты разбился насмерть… – Пальцы разжались, веретено упало на пол, покатилось.
– Я разбился насмерть? – переспросил он, на сей раз насмешливо. – А разговариваешь ты сейчас с кем – с покойником?
– Да. – Веретено нужно было поднять, но она не смела, не могла отвести взгляд от его лица. – Ты призрак, Андрей.
– А ты?
– А я ведьма, которая может общаться с призраками. Сказочник мог…
– Чушь! Ты прикасалась ко мне. Похож я, по-твоему, на Каспера? Я прозрачный? Нематериальный? – Он поднял с пола веретено, положил на стол. – Скажи, какой призрак смог бы такое проделать?
– Я не знаю. Может, ты особенный…
– Это ты особенная. Наслушалась баек своего Сказочника и двинулась.
– Как ты выбрался из оврага? – спросила Арина тихо. – Ты помнишь?
Он не помнил.
– Посттравматическая амнезия. – Волков потрогал висок. – Так бывает. И голова до сих пор болит. Скажи, у призраков болит голова?
– Я не знаю.
– А я знаю. Там, за последней чертой, нет ничего, и если я до сих пор чувствую, значит, я здесь, а не там.
Он не желал принимать факты, искал объяснения. Арина его понимала, не так давно она сама отказывалась верить.
– А тут, на болоте, насколько четко ты себя осознаешь? – спросила она мягко. – Не тогда, когда ты со мной, а когда остаешься один. Где ты ночуешь? Что ешь? Как ты вообще проводишь время?
Он молчал, и чем дольше длилось это молчание, тем растеряннее становился взгляд. Он не помнил… Потому что без нее он переставал себя осознавать.
– Ты не помнишь. – Арина накрыла ладонью его ладонь, но Волков отдернул руку, словно она причинила ему боль.
– Я помню все, что было до аварии. – Когда он заговорил, голос его звучал спокойно, но Арина знала цену этому мнимому спокойствию. – А после… Помню, как замочил того болотного мутанта, помню каждое сказанное тобой слово…
– И все, – закончила она за него. – Это все, что ты можешь вспомнить.
Вместо ответа он лишь кивнул. Молчание все длилось и длилось, в наступившей тишине треск горящей свечи казался Арине оглушительно громким.
– Значит, я умер? – Он улыбнулся. Улыбка получилась кривоватая, совсем невеселая.
– Да. – Она сжала кулаки крепко-крепко, так, что ногти больно впились в кожу. – Прости.
Волков не ответил, его занимала свеча, и взгляд серых глаз был устремлен на ровно горящее пламя.
– Если ты ошибаешься и я все-таки жив… – Он не договорил, поднес раскрытую ладонь к огню. Пламя лизнуло кожу, Арина сжалась так, словно это ее рука только что накрыла пламя. – Если бы я был жив, я бы чувствовал боль, а я не чувствую. Я вообще ничего не чувствую.
На его ладони не осталось даже следа копоти, не то что ожога.
– Прости, – повторила Арина. – Ты этого не заслужил. Никто из нас не заслужил.
– Что это за место? Что за твари кругом? – Ему не нужны были ее извинения, ему требовалась информация. Даже сейчас, когда информация теряла всякий смысл.
– Я не знаю. Это было его место, особенное.
– Перекресток миров. – Волков усмехнулся. – Какая-то перевалочная станция между тем миром и этим? Чистилище?
– Мы тут живые, все, кроме… – Арина запнулась.
– Да ладно тебе. – Он снова накрыл свечу ладонью. – Все, кроме меня. Скажи лучше, почему я застрял здесь? Почему не ушел туда, куда уходят все уважающие себя покойники?
– Не знаю…
– А что ты вообще знаешь? – Волков злился. Пусть, он имел полное право и на злость, и на вопросы, на которые у нее не было ответов.
– Почти ничего, – сказала она. – Прости.
– Ты извиняешься. – Волков убрал руку от свечи, еще раз взглянул на свою ладонь. – Все время извиняешься. За что?
– Я виновата. – Еще одно, самое последнее признание, и он ее возненавидит. Может быть, он остался здесь, с нею, именно потому, что знает: она виновна в его смерти. Знает, но еще не осознает.
– В чем?
– В том, что ты стал таким.
– Мертвым? – уточнил он.
– Да.
– И как же ты поспособствовала этому факту? Спустилась вслед со мной в овраг и воткнула в сердце осиновый кол или вот эту штуку? – Он скосил взгляд на веретено.
– Это из-за меня твоя машина слетела в овраг.
– Из-за тебя?..
– Там был очень крутой поворот. Я знала, как он опасен. Особенно ночью, в тумане.
– Я тоже, – откликнулся он.
– Что – тоже?
– Я тоже знал, что поворот опасен. Я вожу машину не первый год. Если бы… – Волков замолчал.
– Если бы – что? – шепотом спросила Арина.
– Я слетел в овраг не из-за тебя, а из-за него.
– Из-за… кого?
– Я ведь привык все контролировать и просчитывать наперед. – Волков словно и не услышал вопроса. – Но это невозможно было просчитать. Он появился перед джипом в мгновение ока, не выскочил на дорогу, а словно материализовался из воздуха. Тут уже просчитывай не просчитывай… Я вывернул руль, чтобы не сшибить его.