Некоторое время Артём смотрел на маяк, а потом отвернулся: глаз заныл.
Нет, в тюрьму больше нельзя. Надо в Кемь. Надо убежать.
Двигаться в темноте было страшно, Галя снова зажгла фонарь.
Артём поставил его на нос лодки. Чёрная вода в свете фонаря казалась очень глубокой.
“Всё время забываешь, что вокруг смерть… – зябко думал Артём. – И без света дурно, и со светом – ужас”.
Фонарь моргал. Маяк моргал.
Мари часто трогала голову мужа: и это раздражало тоже.
Кажется, Артём несколько раз засыпал. Осознавал, что проваливался в сон, по обломкам ледяной абракадабры, творившейся в голове.
…Баркас с красноармейцами они встретили нежданно: видимо, те в какой-то момент заметили свет фонаря и стали дожидаться, что за странники.
…Странники заметили баркас, когда были от него метрах в тридцати.
– Глуши мотор! – заорали сразу в несколько голосов.
Галя послушалась, вырубила грохот мотора.
С ходу их лодка пролетела прямо до баркаса. Лодку подцепили багром. Галя ударила по багру кулаком, но не стала пытаться его сбросить.
“Перестрелять их?” – лихорадочно думал Артём, глядя то на Галю, то на баркас; пистолет так и оставался у него в кармане, а на дне лодки лежало ружьё с запасом патронов, которое Артём, как велела Галя, забрал у иностранцев. Хотя разве его успеешь достать…
Галя, кажется, думала о том, держа руку на кобуре.
Но в них целилось из винтовок сразу трое красноармейцев с баркаса.
Там тоже зажгли фонарь.
– Это кто ещё такие? – спросил чекист с фонарём, разглядывая Артёма. – Ну-к, вынь руку из кармана.
Мари поначалу обрадовалась баркасу – но теперь, видя людей с оружием, перепугалась: Артём почувствовал, что она дрожит. Хотя, может быть, она дрожала уже несколько часов. Слышно было, как стучат её зубы.
– В чём дело, ослепли совсем? – прокричала, привставая, Галя, то ли нарочито огрубляя голос, то ли действительно охрипнув на ветрах.
– О, комиссарша из ИСО, – признал кто-то.
Чекист поднял фонарь выше.
– Старший, доложить причину ночного рейда! – рычала Галя.
Некоторое время была тишина – только скрип баркаса и ночной ветер.
– Тоже мне командирша, – наконец сказал чекист с фонарём. – Я тебе не подчиняюсь. Какого вы тут ищете на своей лодке?
– Спецприказ начальника лагеря! – продолжала выкрикивать, как хриплая птица, Галя. – Задержали и доставляем в лагерь двух шпионов. Уберите багор немедленно! И опустите винтовки в конце концов.
– Покажи спецприказ! – сказал чекист.
Артём наконец угадал: это был Горшков. Только от страха можно было так долго не узнавать этот поганый голос.
– Опустить винтовки, я сказала! – крикнула Галя.
…Эти сумасшедшие, как в продолжающемся сне, крики в свете двух фонарей, стальная вода вокруг…
Артёма трясло.
…Ещё было много шума, заставили разворошить тряпьё, показать Тома – вдруг там спрятан пулемёт… порешили на том, что баркас потянет моторку за собой.
Плыли в оцепенении.
Мари вперилась взглядом в баркас, одновременно держа руку на голове у мужа, словно говоря ему: подожди, ещё немного.
Галя сидела, поджав спёкшиеся губы.
“А ведь всё, – сказал себе Артём, – а ведь за побег расстреливают…”
“…Только почему красноармейцы не знают, что мы убежали?”
Его не в первый раз удивило, что он не очень много думал в дни обычные, зато оказывался способен осмыслять происходящее в те минуты, когда, кроме ужаса, испытывать было уже нечего.
“Галя, – решил Артём, – пусть Галя выкручивается – ей проще… Я скажу, что исполнял её приказы”.
Она словно услышала его размышления и твёрдо сказала:
– Веди себя как ни в чём не бывало. Как приедем, иди в свою роту. Ни с кем ни о чём не разговаривай. Кажется, они ничего не знают. Они нас даже не разоружили, – и вдруг повысила голос: – Эй, на баркасе! Вы еле идёте! Отцепите нас – мы заведём мотор и доберёмся сами!
В ответ долго молчали.
– Доставим, – наконец крикнул Горшков.
Казалось, он в чём-то сомневается.
Галя в бешенстве рванула шнур мотора. Тот всё равно не заводился.
Наверное, это должно было успокоить: мотор сдох, когда их тащили к земле, а не посреди моря.
Не успокаивало нисколько.
* * *
Уже было утро, и Артём один, без конвоя, с трудом двигая затёкшими ногами, сошёл на землю обители, вослед за Галей. Пистолет он ей отдал ещё в лодке.
– Через три часа жду вас в ИСО, – сказала Галя Горш-кову, поспешно спрыгнувшему с баркаса. – Будем разбираться.
Остальные красноармейцы, и ещё несколько чекистских курток на тюленьем меху, отчего-то не спешили сходить на берег.
Береговая охрана тоже не очень понимала, что происходит.
“…Вот нервы, – подумал Артём, косясь на Галю. – Может, действительно обойдётся?”
Горшков тем временем смотрел на Артёма. Не узнавал его в новой, не по чину, одежде.
– А откуда этот шакал при тебе? – вспомнил, наконец. – И кто ему дал такую куртку? Или ты произвела его в че-кисты?
– В десять жду, – отрезала Галя. – Посмотрим, кто у кого примет отчёт. Командировку свою подготовьте. Изучим, что вы искали в пятнадцати верстах отсюда.
– Ещё узнаем, кто кому отчитается, – процедил Горшков.
Галя по форме представилась старшему береговой ох-раны.
– Вот мой командировочный лист. Вот документы на выезд по спецприказу. В ходе командировки задержаны два шпиона, – сказала она чётко, указывая на Мари, так и сидевшую в лодке. – Необходимо доставить их в ИСО для допроса. Второй болен, без сознания – его сначала в санчасть. Срочно.
Артём перетаптывался на месте.
– Что стоите? – обратилась к нему Галя. – Немедленно в роту.
“Меня ж не пустят”, – хотел сказать Артём, но Галина уже пошла впереди, отмахивая шаг рукой.
Соловецкие стены стояли как чёрный хлеб в грязной сладкой пыльце.
На воротах Галя, подав документы, кивнула на Артёма:
– Это со мной.
Во дворе сразу, не прощаясь, свернула в сторону ИСО, Артём наметил путь в двенадцатую рабочую роту Соловецкого лагеря.
Видимо, шёл развод, первые наряды уже двигались на работу сквозь осеннюю морось.
Навстречу прошла бригада в десять человек, причём двое шедших позади работников были в шинелях и в кальсонах, один – в валенках без калош, другой в ботинках – отчего ступал, высоко поднимая ноги, избегая луж. На голове у обоих имелись кепари.