Бонни заколебалась. Силуэт отца, жуткий и темный, маячил на фоне тусклого багрового сияния, бросавшего на него ярко-красные блики. Он был словно призрак смерти, протягивающий ей кровавую розу.
Потянувшись к микрофону, она заметила, как дрожит ее рука, и тогда она схватила микрофон обеими руками. Она нажала кнопку, медленно поднесла микрофон ко рту и тихо произнесла:
— Мама? Это Бонни.
Она отпустила кнопку и прислушалась, нервно облизывая дрожащие губы.
— Бонни, детка моя! — снова грянули динамики. — Это правда ты?
У Бонни слезы хлынули из глаз, ноги стали ватными. Она отвечала, смеясь и плача одновременно:
— Да-да, мама… это я. — Вытирая горячую влагу со щек, она жалобно застонала: — Мама, я так по тебе истосковалась!
Минуло еще несколько секунд, и голос мягко проговорил:
— Я тоже тоскую по тебе, детка. Но не отчаивайся, мы скоро снова будем вместе! — утешал он.
— Но как, мама? Как?
Бонни посмотрела на отца, затем на Эшли — ища ответа в их глазах.
Голос в динамиках зазвучал ласково и вкрадчиво:
— Бонни, ты должна прийти сюда, в кэндлстон. Я присоединю свою световую энергию к твоей, и ты меня вызволишь, — убеждал он.
От страха, который холодными пальцами щекотал ее тело, Бонни едва могла говорить.
— Я… я… все сделаю, чтобы помочь тебе, но я не знаю, как туда попасть, — сдавленно просипела она.
Динамики закашлялись, затрещали и защелкали, и голос растворился в хаосе помех. Бонни едва смогла разобрать:
— Не волнуйся, детка, они тебя научат…
И голос умер. Сколько бы доктор Коннер ни крутил диски на панели, его усилия были напрасны.
Микрофон прыгал в руках Бонни. Она смеялась сквозь слезы, ручьями бежавшие по щекам, потрясенная непонятными речами матери, звучавшими среди зловещих всполохов света и оглушительных помех. Пытаясь унять дрожь в руках, она снова нажала кнопку микрофона:
— Мама! Ты меня слышишь?
Эшли тронула ее за плечо и включила маленькую лампу на пульте.
— Общение забирает у нее много энергии, — объяснила она. — Она должна принять наш входящий вызов и послать нам ответ, который поступает на компьютер и преобразуется в звуковой сигнал. — Взяв микрофон из рук Бонни, она положила его обратно на пульт. — Компьютер использует голосовую матрицу, чтобы на выходе звучал ее голос. — Она ласково вытерла со щеки Бонни вновь набежавшую слезу. — Не забывай, что она была смертельно ранена, когда твой отец ее транслюминировал, и у нее мало сил. Но не переживай, она поправится. И если ты захочешь, то утром сможешь помочь нам вернуть ее.
Доктор Коннер выключил лазер, и пушка спряталась в пол.
— Вот именно — если. Это опасно. Мы успешно отправляли людей в кэндлстон, но максимум на пару минут. Они не могут оставаться там дольше, потому что не обладают качествами дракона. От природы их кожа лишена фоторецепторов. Мы полагаем, что тебе удастся проникнуть туда, прикрепить к себе свою мать и вытащить ее.
Бонни разглядывала маленький камень, представляя себе миниатюрную вселенную внутри его кристаллической клетки.
— И как же это мне удастся? А вдруг, когда я попаду внутрь, я тоже окажусь в ловушке, как охотник и мама?
Эшли щелкнула тумблером на панели. Помехи стихли, и в лаборатории настала тишина.
— У нас есть так называемый энергетический якорь, мальчик по имени Деррик, обученный сцепляться с человеком, который проникает в кэндлстон. Он еще ни разу не упустил дайвера.
— Дайвера?
Эшли показала рукой, как человек ныряет под воду.
— Да, так мы называем тех, кто отправляется в кэндлстон.
Бонни задумчиво кивнула:
— Ладно, а как же они принимают прежнюю форму?
Эшли включила верхний свет и знаком пригласила Бонни пройти на середину комнаты. Пока доктор Коннер убирал кэндлстон, Эшли объясняла, как работают стеклянные цилиндры.
— Вот этот, — она указала на цилиндр, стоявший напротив панели управления, — имеет название «колпак дайвера». — Она потеребила тонкий гибкий шланг, соединяющий его с цилиндром, что стоял слева от пульта. — Он соединен с другим цилиндром, который мы называем «колпак якоря», при помощи этой специальной трубки. Когда идет процесс транслюминации, якорь посылает свою энергию по этой трубке и осуществляет сцепление с энергией дайвера.
Бонни вообразила себе, как поток света тянется через этот трехфутовый шланг от пылесоса до другого цилиндра, который достаточно далеко отстоял от первого.
— Как видишь, — продолжала Эшли, снова указывая на первый цилиндр, — колпак дайвера имеет выходное отверстие в простую стеклянную трубку, которая оканчивается вблизи кэндлстона. Когда я открываю трубку, кэндлстон всасывает в себя свет дайвера, а якорь удерживает его. Якорь остается здесь, в лаборатории, потому что его энергия большей частью содержится в трубке между цилиндрами, где он цепляется за кристаллические шипы, которые имитируют абсорбирующее действие кэндлстона, но, в отличие от него, они лишь временно удерживают энергию.
Эшли подняла и опустила сжатые кулаки, как бы подтягиваясь на перекладине.
— Эти шипы работают для фотонов как фрикционные зажимы, и они удерживают Деррика на месте. Но через некоторое время, поскольку кэндлстон продолжает притягивать, силы сцепления якоря и дайвера ослабляются, и якорь начинает терять контакт с дайвером. Тогда мы запускаем обратный процесс.
Бонни потрогала шланг. На ощупь он напоминал кварцевое стекло, шершавое и непрозрачное.
— Обратный процесс? То есть вы возвращаете дайвера?
— Да. Я изготовила синтетические фоторецепторы — такие, какие есть в крови у твоей мамы и у тебя, только искусственные. Они умеют превращать световую энергию в живую материю. Вот почему драконы живут так долго — они постоянно регенерируют. Я поняла принцип их действия, проанализировав работу луча Экскалибура. Мне удалось заснять его профиль, хотя у нас он выпускал луч лишь на пару секунд. Я обнаружила, что действие Экскалибура можно обратить, замедлив движение новообразованных тахионов и придав им противоположные пространственные и временные характеристики, то есть сделав из них антитахионы. Когда их скорость стремится к нулю, фоторецепторы заставляют энергию начать процесс реассимиляции, используя закодированную в структуре клетки информацию, которая до сих пор должна существовать в энергетической матрице твоей матери.
Бонни пыталась вникнуть в объяснения Эшли, но научные термины никак не хотели укладываться в голове. Стоило одному из сотен слов зацепиться в сознании, как другое пролетало мимо. Это было все равно что пытаться ухватить рассыпавшуюся связку хвороста.
— Я понятия не имею, что все это значит, — сказала она, — но одна вещь меня насторожила.