Поэтому, когда Палис-пятколиз, один из печально известных членов злобного клана Ифрит, столкнулся в дверях Дубового зала с Нимродом, он первым делом отпустил в его адрес глумливую остроту.
— Ах, вот и ты, Нимрод, — сказал он. — Нимрод — друг человека! Гав-гав-гав. Держи косточку…
И в мгновение ока два маститых джинн затеяли горячую словесную пикировку, которую Джон слушал с величайшим изумлением.
— А ты, Палис, как всегда, в своем репертуаре, — парировал Нимрод. — Похож на мурашки, что бегут по спине крысы.
Палис был высок, худ, весь в черном. Он двигался крадучись и, казалось, мог бесшумно просочиться всюду, точно огромная капля машинного масла. Его кожа была смертельно бледна, а глаза походили на глубокие-преглубокие колодцы с водой на самом дне. Время от времени он высовывал изо рта длинный, похожий на огромного угря, язык и поводил им перед собой, точно ощупывал воздух. Джон знал, что Палис — настоящий джинн-вампир и его язык ищет человеческую кровь. Знание это, однако, ничуть не умаляло ужаса и потаенного восторга, с которым Джон пялился на этот змеиный язык. Почувствовав на себе завороженный взгляд юного джинн, Палис посмотрел на него мертвыми глазами и произнес:
— Что уставился, уродливый плюгавый щенок?
Мгновенно собравшись с духом, Джон парировал вполне достойно:
— Лучше быть плюгавым щенком, чем старой бешеной собакой. Которая, судя по всему, привыкла гадить где попало.
Нимрод рассмеялся.
— Браво, Джон! — воскликнул он. — Браво!
— Нимрод, твой Джон — специалист по выгулу собак? — осклабился Палис. — Знает все места где можно безнаказанно гадить?
— Удивительно, что вы не чуете этих мест сами — с таким-то языком. Ведь им, если что не унюхаешь, и лизнуть можно! — сказал Джон. Он уже начал входить во вкус этой перепалки, поскольку был нормальным двенадцатилетним школьником и давно натренировался говорить гадости сверстникам в школьном дворе после уроков. — А еще с таким языком вам надо конверты на почте заклеивать.
— Отбрил, — пробормотал Нимрод.
— Следующую шутку выбирай потщательнее, щенок, — прошипел Палис. — А то она окажется последней.
Нимрод покачал головой:
— Ты, Палис, как всегда, лезешь в бутылку, а потом шипишь оттуда, словно забродившее пойло. Боюсь, твое последнее замечание является уже открытой угрозой, которая нарушает правила, принятые на этом чемпионате. В них ясно сказано: допустимы любые оскорбления, но — никаких угроз. Придется тебе забрать свои слова назад и извиниться перед мальчиком. В противном случае тебя выдворят из «Алгонкина».
Палис смолк.
— Конечно, я всегда могу попросить Синюю джинн вынести судебное решение по этой тяжбе, — продолжал Нимрод.
Палис шумно облизал губы и кривовато улыбнулся.
— В этом нет никакой необходимости, — сказал он, элегантно поднимая вверх обе руки. — Прими мои извинения, юный джинн. Хотя ты родом из клана, который ни умом, ни остроумием не наделен, ты умеешь произвести достойное впечатление.
Прежде чем Джон нашелся с ответом, Палис поклонился и отошел.
— Клянусь лампой, ты разделал его под орех! — воскликнул Нимрод. — Поздравляю!
Игра в джиннчёт выглядит так: один игрок бросает семь астрагалов, или попросту игровых костей, в коробку, а затем, закрыв коробку хрустальной крышкой, предлагает ее следующему игроку. При этом заявляется ставка (каждая следующая ставка должна быть выше ставки предыдущего игрока), которую противник может оспорить, произнеся «не верю», после чего крышка поднимается и игроки придирчиво осматривают астрагалы. На этом этапе один из игроков — либо тот, кто объявлял ставку, либо тот, кто пытался эту ставку перебить, — может потерять одно из трех желаний, имеющихся у каждого игрока на начало игры, в зависимости от того, выше или ниже заявленной ставки оказалось сочетание выпавших в коробке костей.
В первом раунде Филиппа играла против трех джинн, включая Марека Квутруба, премерзкого типа, изо рта у которого пахло сырым мясом, и Радьярда Тира, самого младшего из сыновей Иблиса, предводителя ифритцев.
Филиппа успешно справилась с Квутрубом, лишив его одного из трех желаний. Тут наступи ее очередь бросать астрагалы. Выпал «ковчег» к четыре кости одинакового достоинства плюс три одинаковых, но уже другого достоинства. Она закрыла коробку и, протягивая ее следующему игроку, которым был Радьярд Тир, сразу честно заявила «ковчег». Он вообще выпадает очень редко, а с первого броска тем более, поэтому Тир ее ставке не поверил. Но напрямую говорить с Филиппой Тир считал ниже своего достоинства, поскольку был уверен, что она отчасти ответственна за то, что случилось с его отцом. Поэтому он передал через судью Баньипа, что оспаривает ее ставку. А обнаружив, что Филиппа не блефовала, а говорила чистую правду, он, будучи истинным ифритцем, принялся громко и неприлично ругаться. В результате чего заработал предупреждение за сквернословие.
— Тьфу, — поморщился четвертый игрок, Зади Элоко, единственный, кроме Филиппы, добрый джинн в этом раунде, представитель клана Джань с Ямайки. — От такой ругани у меня прямо хребет в дугу завивается.
Радьярд Тир с презрением подвинул ямайцу коробку с хрустальной крышкой.
— Да что ты и твои родственники знают о хребтах! — воскликнул он. — Если бы ваш клан имел хоть один хребет на всех, вы бы не сделались прислужниками мундусян.
Эта реплика стоила Тиру еще одного желания, поскольку оскорблять друг друга разрешалось только болельщикам, а не игрокам. Так Филиппа вышла вперед в первом же раунде, не проиграв ни одного желания, что чрезвычайно удивило тех многочисленных зрителей, которые прогнозировали, что основную конкуренцию Лилит де Гуль составит Марек Квутруб.
— Пойдем-ка, — сказал Нимрод Филиппе после игры. — Она хочет с тобой познакомиться.
— Кто — она?
— Айша, конечно. Та, кому следует повиноваться. Железная леди, вот кто.
Айша ждала их в углу Дубового зала за большим круглым столом. Рядом сидела маленькая, словно припорошенная пылью женщина. Увидев, что к ней направляются Филиппа с дядей, Айша отослала женщину прочь и холодно улыбнулась гостям.
— Садись, дитя мое, — сказала она Филиппе. — Не бойся. Я не кусаюсь.
Хотя Филиппа, конечно, немного боялась, она села и сжала руки — сильно-пресильно, точно пыталась сдержать свой страх.
Айша пристально посмотрела на Нимрода:
— Нимрод, ты не мог бы найти себе какое-нибудь занятие?
— Да, конечно, — с готовностью согласился Нимрод. — Схожу, пообщаюсь с Эдвигой-странницей. Приятно снова видеть ее в нашем джинн-обществе.
Айша презрительно засмеялась.
— Нет такого понятия, как джинн-общество, — сказала она. — Взгляни вокруг, Филиппа. Есть пестрый набор хороших и плохих джинн, и количество удачи в мире зависит только от того, насколько каждый из нас готов лично принять на себя ответственность за собственные поступки.