Боевые машины, вторгшиеся на Элио под управлением ксеноморфов, означали для него много больше, чем частное вторжение на родную планету. Илья уже предсказал в общих чертах, кто и в каких масштабах рулит надвигавшейся угрозой, и теперь оставалось ответить на мысленно заданный самому себе вопрос: сколько человеческих миров подверглось одновременной атаке, уцелела ли хоть одна станция ГЧ, и вообще, останется ли от Человечества хоть что-нибудь, кроме горсти праха, если люди типа Джона Шефорда сдали за известное количество галактической валюты не только какие-то там коды и пакеты программ независимого поведения, а прямо всю цивилизацию, оптом?
Такой вариант развития событий нельзя было сбрасывать со счетов.
Илья никогда не делил мир на черное и белое. И сам ни разу не пытался оседлать белоснежную лошадь. Он просто многое повидал на своем веку и потому не питал иллюзий относительно известной категории людей, для кого бог — это деньги.
После развала Конфедерации Элио утратила свое былое значение, став одним из сотен человеческих миров, причем наиболее защищенным и расположенным очень далеко от Сферы, так что атака на планету могла быть оправданна лишь в одном случае — тут находилось нечто, обладающее исключительной ценностью.
Опираясь на имевшиеся данные, Илья справедливо предположил, что, кроме базы РТВ и компьютера генштаба Конфедерации Солнц, на Элио не было иных ценностей, ради которых стоило пробивать орбитальную оборону.
Шейла наивно полагала, что он спокоен, но нет, — Горкалов смотрел в глаза собственному ужасу, гораздо более худшему, чем ее обычный человеческий страх перед неведомыми, внезапно обрушившимися обстоятельствами.
Нет. Он знал слишком много, и ему было в сто, в тысячу раз страшнее из-за этого знания. Илья вдруг отчетливо понял, что сейчас, именно в эту самую секунду, между полным крахом Человечества, как полнокровной, независимой цивилизации, и призрачной возможностью сохранить статус кво-стоят, вероятнее всего, только они — отставной полковник, над которым не далее как позавчера насмехался генерал Шефорд, и молодая, совершенно не знающая войны женщина, двадцати семи лет от роду, по воле случая оказавшиеся в нужное время в нужном месте…
И еще: забираясь в рубку «Фалангера», Илья Андреевич со всей отчетливостью понимал, что, коснувшись первого сенсора активации, он тем самым сделает окончательный выбор и будет вынужден пойти по избранной дороге до конца, принести в жертву все, вплоть до дочери лучшего друга, которая по роковой случайности очутилась в его машине, ибо ставкой, начиная с этого момента, уже станет не чья-то конкретно взятая судьба…
Эти мысли заняли очень мало времени.
Ровно столько, сколько потребовалось, чтобы протиснуться сквозь люк, сесть в кресло и положить руки на усеянные кнопками широкие подлокотники.
Пилот-ложемент ожил, задвигался.
Пальцы сами помнили, что нужно делать.
«Активация…»
«Активация…»
«Активация…»
Прошлое не возвращалось, наоборот, все умерло в этот роковой для Горкалова миг.
Коснувшись первого сенсора, Илья не восстановил себя в правах после вынужденного двадцатилетнего забвения, — он убил себя, прежде всего тем, что с этой секунды полностью утратил право на милосердие…
Понимание этого придет к нему чуть позже, а сейчас…
Пальцы рук сновали по переключателям, вокруг мягко подсвечивались шкалы приборов, исполинская машина оживала, начиная дышать…
— «Код активации принят, пилот», — произнес мягкий женский голос. — «Нейросенсорный контакт установлен. Идет процесс тестирования сервосистем».
— Здравствуй, Кейти… — Илья подставил свою седую голову под опускающийся полушлем. — Следи за «Вороном». Его пилот еще не сжился с машиной.
— «Принято. Код активации не использовался двадцать лет. Как самочувствие, полковник?»
— Не насмехайся, Кейти. Мы идем на смерть.
— «Для меня нет смысла в данном термине. Я жива миллионом своих дублей».
— Я не уверен. — Горкалов повернул голову, и торс «Фалангера» послушно, плавно повернулся в ту же сторону, куда смотрели его глаза. — Прицел орудий на правый глаз! — приказал он. — Ракетные комплексы в режим полного самонаведения.
— «Принято. Прошу проверить режим оптического увеличения».
Илья закрыл левый глаз, и картинка на целевом мониторе тут же поплыла навстречу — это заработала программа снайперской стрельбы. Сохраняя хладнокровие, он мог всадить одиночный выстрел стопятидесятимиллиметрового орудия в пролетающую мимо птицу…
— Работает, — ответил он.
— «Слишком много адреналина в крови. Сделать инъекцию?» — спокойно осведомился голос.
— Нет. Сейчас все будет в норме. Моторные импульсы не запаздывают?
— «Все в порядке, полковник. Системы готовы. Эскалаторы закончили зарядку орудий».
— «Ворон», — напомнил Илья.
— «Идет процесс установки связи».
Секунду спустя, подтверждая доклад, раздался тонкий писк двух бортовых компьютеров. Это кибернетические системы «Ворона» и «Фалангера» вошли в контакт, передав случайно генерированный, неповторимый в данной ситуации код опознания, основанный на принципе «свой-чужой».
— Шейла, ты меня слышишь?
— Да, Илья Андреевич.
— Забудь, — сухо отрезал он. — Теперь просто Илья или командир. Ты мой ведомый. Наши компьютеры связаны постоянным каналом взаимной телеметрии данных. Ничего не бойся. Это не сложнее, чем симулятор.
— Ты же говорил обратное, — немного помедлив, ответила она.
— Забудь, — жестко, исключая возражения, повторил Горкалов. — Воспользуйся всеми преимуществами системы нейросенсорного контакта. Ты окажешься в привычной среде. — Его голос был сух, фразы отрывисты. — Доверься бортовому компьютеру. Поддержание равновесия машины, шаг, движение — это проблема процессора, гироскопов, сервоприводов, ты только командуешь ими, не вмешиваясь в процедуру, ясно?
— Да. Я знакома с «ALONE». Правда, у нас не было времени подружиться.
Горкалов не ответил на последнее замечание. Из женщин выходили неплохие пилоты, но они слишком часто драматизировали свой личный контакт с кибернетической системой, чрезмерно одухотворяя ее.
Он очень хорошо знал, что такое программный пакет «Одиночка». Человек, разработавший эту гибкую систему псевдоинтеллекта, попеременно казался ему то гением, то дьяволом. Система машины мгновенно приспосабливалась к психике пилота: для женщин «ALONE» всегда активировал аудиофайлы мужского голоса, для пилотов-мужчин — наоборот. Это вело к подсознательному сближению человека и системы, взаимному доверию, более чуткому управлению, но нужно было обладать недюжинным опытом, чтобы понять — «Одиночка» — это всего лишь набор программ, предназначенных не просто для интуитивного управления машиной и морального комфорта пилота, — основные функции системы вступали в силу в тех случаях, когда пилот погибал, а машина все еще могла продолжать бой.