В Бирмингеме, прочла она, собрался митинг, на котором присутствовало по крайней мере двадцать пять тысяч человек — рабочих, не имеющих своего представителя в парламенте. В газете также говорилось, что они никогда не получат места, если правительство будет проводить все ту же внутреннюю политику. Участники митинга избрали своим представителем радикально настроенного баронета.
Гнев сотен и тысяч страдающих от возобновившегося спада торговли и промышленности выразился в создании политических клубов, члены которых платили взносы — по пенсу в неделю. Эти клубы организовывали свои читальни и воскресные школы.
После утомительных четырехлетних дебатов парламент принял наконец закон, ограничивающий детский труд на ткацких фабриках всего до двенадцати часов в день!
В независимых газетах Петрина читала еще более откровенные сообщения о социальных условиях жизни в Лондоне и других больших городах.
И она чувствовала, что если бы граф узнал, что события в стране ее волнуют куда больше, чем светские сплетни, он бы обязательно пресек поток подобной информации. Поэтому Петрина не проявляла при нем особого интереса к воинственно настроенным газетам и журналам, на которые он подписывался. Она нашла очень простой способ добывать их незаметно для графа. На следующий день после выхода газеты обычно привозили из библиотеки и складывали у двери кабинета графа. Здесь они лежали неделями, и для Петрины не составляло никакого труда под благовидным предлогом посещать мистера Ричардсона, хранившего в сейфе фамильные стэвертоновские драгоценности и снабжавшего Петрину и вдовствующую герцогиню карманными деньгами на мелкие расходы.
Выйдя из кабинета, Петрина обычно вытаскивала интересующие ее газеты из стопки, лежащей в коридоре, например «Политический наблюдатель», издаваемый Уильямом Коббетом. Газета расходилась каждую неделю в количестве пятидесяти тысяч экземпляров и весьма откровенно критиковала правительство и аристократов во главе с принцем-регентом за равнодушие к страданиям бедняков.
Из этой газеты Петрина узнала, что полиция бездейственна и по большей части продажна и что не принимается никаких мер против воровских притонов, где мальчиков с детства приучают к пьянству и карманному воровству. Она узнала, что, если таких мальчишек арестовывали за какую-нибудь мелкую кражу, их бросали в тюрьму, пороли, после чего снова вышвыривали на улицу без гроша в кармане.
Не имея средств к существованию, эти сорванцы опять возвращались в притон, где их ждала еда, тепло и... необходимость снова заняться воровским промыслом.
Из «Политического наблюдателя» Петрина узнала также об адских мучениях «лазающих мальчиков», которые спускались в каминные трубы, чтобы прочистить их. Официальный возрастной минимум для таких мальчиков был восемь лет, но часто использовался труд четырех- и шестилетних. Их плохо кормили, спали они на полу и месяцами не умывались.
Но не только из газет узнавала Петрина о том, что творилось за стенами Стэвертон-Хауса.
Однажды ей попались в руки листовки с карикатурами, и очень злыми, на те великосветские вечера, которые она посещала.
На одной из листовок был изображен невероятно толстый принц-регент, на котором ехала верхом леди Хартфорд, с ног до головы увешанная королевскими драгоценностями.
У Петрины незаметно произошла переоценка ценностей: сверкающая светская авансцена, которая вначале ей казалась такой привлекательной, теперь сильно потускнела, потеряв часть позолоты. Девушка недоумевала, почему граф так спокоен и важен? Неужели он не видит, что общество, начиная с принца-регента, живет в непозволительной роскоши, в то время как большая часть населения страны страдает от бедности и тяжелых условий труда.
«Ничего не понимаю», — говорила себе Петрина и продолжала читать все, что попадало под руку, и нередко чувствовала искушение расспросить графа об удивлявших ее вещах. Но она предвидела, что он сочтет ее надоедливой и велит не вникать в дела, которые ее не касаются.
«Такое должно касаться всех и каждого!» — в этом Петрина не сомневалась. Когда они с вдовствующей герцогиней ехали в карете по Пиккадилли, она замечала как бедно одеты подметальщики улиц, видела оборванных детей, караулящих прохожих, чтобы стащить у них кошелек. В лучшем случае эти дети надеялись вызвать к себе жалость и получить мелкую монету.
Но самое удивительное, что такая ужасающая нищета никого, по-видимому, не трогала. Да, все это очень удивляло ее; и Петрина, от природы будучи чувствительной к чужим страданиям, решила хоть как-то помочь отверженным.
«Но ведь я обещала графу, что ничего не стану делать, не предупредив его заранее», — думала она теперь, лежа в темноте.
Она представила себе, как граф сортирует письма, которые она украла у сэра Мортимера. Совершая этот поступок, она хотела лишь восстановить справедливость. Но ведь сколько еще зла творится в мире! И какие трудности подстерегают того, кто становится на путь борьбы с ними!
Петрина легонько вздохнула, понимая, что придется самой искать решение. Граф не поймет. Он считает ее надоедливой девчонкой, ребенком, который играет с огнем.
И она на мгновение действительно почувствовала себя ребенком — так нуждалась она в помощи этого сильного и влиятельного человека, который был в силах сделать такое, о чем она даже не могла и мечтать.
Но тут Петрина вспомнила леди Изольду. Конечно, его занимает только эта красивая дама. А что леди Изольда была красавица сомневаться не приходилось.
При этой мысли у Петрины слегка защемило сердце. Она понимала, что на фоне обольстительной светской львицы она должна казаться невзрачной и чересчур ребячливой.
«А что, если он на ней женится, как все говорят?! — подумала Петрина. — Что будет тогда со мной?»
Задав себе этот вопрос, она внезапно ощутила страх перед будущим. Ведь ей станет очень неприятно жить в Стэвертон-Хаусе, который она уже полюбила.
Но дело не только в доме и его прекрасных окрестностях. Ее волновал — а почему, она объяснить бы не смогла — сам хозяин этого дома. Она видела его нечасто, он бывал подолгу в разъездах, и тем не менее она живо ощущала его незримое присутствие.
Когда он спускался в столовую перед обедом или, в редких случаях, составлял компанию герцогине и ей в одинокие вечера, Петрине начинало казаться, что время ускоряет бег, и она чувствовала странное волнение в крови, чего прежде не замечала.
Но в то же время ей хотелось постоянно спорить с ним, подсмеиваться, дразнить. С другими мужчинами она этого желания никогда не испытывала, а вот с графом оно возникало неизменно, и, однако, она не смогла бы объяснить почему.
«Господи, пожалуйста, не допусти, чтобы он женился... так скоро!..» — взмолилась Петрина.
Еще никогда в жизни она не молилась так горячо.
Граф оторвался от газеты, которую читал, и увидел, что у порога библиотеки стоит его секретарь.