— В чем дело, Ричардсон? — спросил он.
— Могу я поговорить с вами, милорд?
— Конечно, — сказал граф, откладывая газету. Он заметил, что Ричардсон явно чем-то обеспокоен.
Это был пожилой человек, служивший еще отцу графа и знавший о стэвертоновских домах и угодьях больше, чем их владельцы.
Он тактично вел себя со слугами и в то же время твердой рукой вершил дела, входя во все подробности. Поэтому граф был уверен, что в отличие от многих аристократических домов у него повара не продавали провизию на сторону, а дворецкие не крали вино.
— Что вас тревожит, Ричардсон? — любезно осведомился граф.
— Мне кажется, ваша милость должны знать, что мисс Линдон снимает крупные суммы со своего банковского счета.
— Наверное, для уплаты за туалеты и разные модные безделушки, которые считаются необходимыми для лондонской барышни, только что начавшей выезжать в свет.
— Нет, милорд, это я плачу по счетам портних и модисток и не могу сказать, что эти суммы чрезмерны.
Граф переменился в лице.
— Вы хотите сказать, что мисс Линдон снимает наличными большие суммы?
— Да, милорд. Она говорит, сколько ей нужно, выписывает чек, и на следующий день я выдаю ей требуемую сумму.
В подтверждение своих слов Ричардсон подал графу листок бумаги.
— Это суммы, которые мисс Линдон запросила на этой неделе, милорд.
Граф пробежал глазами бумагу и спросил зловещим тоном.
— Мисс Линдон дома?
— Мне кажется, милорд, она только что вернулась с верховой прогулки.
— Тогда пошлите лакея сказать ей, что я желаю немедленно с ней переговорить.
— Очень хорошо, милорд, — проговорил Ричардсон и после недолгой паузы добавил: — Надеюсь, я правильно поступил, рассказав вашей милости о том, что произошло? Я думаю, однако, что как ни богата мисс Линдон, все же, если так будет продолжаться, она нанесет непоправимый урон своему состоянию.
Ричардсон был явно смущен, что ему пришлось обо всем рассказать, и граф подбодрил его:
— Вы поступили совершенно правильно, Ричардсон. Как вам известно, я опекун мисс Линдон и должен дать ей отчет о ее состоянии, когда оно перейдет в ее полное распоряжение.
— Благодарю вас, милорд.
Мистер Ричардсон поклонился и вышел из комнаты, а граф, нахмурившись, встал и подошел к окну.
«Черт возьми, что опять задумала Петрина?»
Он посмотрел на цифры, выведенные рукой мистера Ричардсона на листке бумаги, и поджал губы.
Граф был уверен, что, дав ему обещание сообщать о всех своих намерениях, Петрина будет стараться это обещание сдержать. Но этого не произошло. И сейчас он ругал себя за излишнюю доверчивость: глупо думать, что хоть одна женщина на свете может быть искренней и честной! Все они обманывают при первой же возможности.
На столе перед ним лежали два письма от леди Изольды, еще не распечатанные. Вот уже несколько дней он не виделся с ней, и леди бомбардировала его посланиями и записками, не догадываясь, что таким образом только приближает конец их связи.
В отношении прекрасного пола граф был само непостоянство. Ему неизменно становилось скучно с тобой женщиной, как бы ни была она прекрасна и привлекательна Леди Изольда не была исключением. Обнаружилось это очень быстро. Ее речи стали казаться графу чересчур напыщенными, а постоянные жалобные просьбы жениться на ней вызывали зевоту. И уж ее никак нельзя было назвать женщиной, с которой ему хотелось бы связать свою жизнь.
Правда, он и сам точно не знал, какая именно женщина была бы достойна его любви. Но в одном граф был уверен: она не должна походить на Изольду ни внешне, ни поведением.
У него было уже слишком много affaires de coeur [2] , и он не мог не знать, что финал, как правило, бывает очень неприятен для обеих сторон. Что же касается Изольды, то с ней он должен быть особенно осторожен, иначе расставание с этой леди будет стоить ему слишком дорого.
— Проклятие! Зачем я только связался с ней! — воскликнул граф с досадой в голосе.
Правда, трудно было устоять перед мощным натиском леди Изольды: она буквально преследовала его, движимая страстным желанием заполучить его в мужья.
Размышления графа были прерваны появлением Петрины. Она вбежала в его комнату, как всегда задорная и оживленная. Граф обернулся к ней, и глаза его потемнели.
— Простите за опоздание, дорогой опекун, — сказала Петрина, сверкнув глазами, — но, когда вы меня позвали, я принимала ванну. Конечно, я могла бы поспешить, но тогда мне пришлось бы предстать перед вами в одном полотенце. Не думаю, что вы одобрили бы это!
Она непринужденно засмеялась и приблизилась к графу, очень привлекательная в бледно-голубом утреннем платье, отделанном мелкой оборкой и узкими бархатными ленточками того же цвета. Взглянув ему в лицо, Петрина замерла — она только сейчас заметила, что граф настроен отнюдь не дружелюбно.
— Что случилось? — спросила она упавшим голосом.
— Я думал, что могу верить данному вами обещанию, — голос графа был резок, как удар хлыста, — но вижу, что ошибся.
— Какому обещанию? — спросила Петрина. — Если вы имеете в виду обещание посвящать вас в свои планы, то я его не нарушала. Я не сделала ничего предосудительного, уверяю вас.
— Вы лжете! — жестко оборвал ее граф. — И позвольте вам заметить, Петрина, что для меня нет порока отвратительнее, чем лживость.
— Но... я не лгу.
— Нет, лжете! — грубо ответил граф.
— Но что случилось, в конце концов! Объясните, в чем я провинилась.
— Вас шантажируют?
Граф заметил, как она удивилась и широко раскрыла глаза.
— Клянусь всем, что для меня свято... Меня никто не шантажирует. И в любом случае я не подала никакого повода к шантажу.
— Тогда, может быть, вы объясните мне вот это, — произнес граф зловеще. Он протянул ей листок, который держал в руке. Петрина посмотрела на цифры, и краска залила ее щеки.
Граф победоносно прошелся по кабинету и остановился у камина.
— А теперь я, может быть, услышу правдивый отчет?
Петрина слегка вздохнула.
— Я хотела вам рассказать, но подумала, что вы не... поймете.
— Что это за человек и почему он имеет над вами такую власть?
— Но такого человека не существует!
— И вы думаете, что я вам поверю?
— Но это правда!
— Тогда кому вы отдавали деньги?
После паузы Петрина сказала:
— Это... мои деньги.