— Так ты этому учишься?
Цицерон начал защищаться глупо, безо всякой стратегии.
— Но я ведь не захватил добычи, не убил дракона и вообще ничего не сделал!
Голос Эрнесто прозвучал сурово:
— Цицерон! Помолчи!
Цицерон умолк. Родителям было безразлично, что он говорит или думает, их не интересовали ни его друзья, ни обязательства, ни даже последствия его действий. Их главным удовольствием было упиваться собственным красноречием.
— Какое твое… другое имя?
Цицерон опустил глаза, не зная, выдавать ли свое тайное «я» или хранить его в секрете.
— Раэйн.
Леонора с легкой дрожью в голосе спросила его:
— И кто ты? То есть я хотела узнать, в кого ты играешь?
Раз они дошли до этого, Цицерону уже было все равно.
— Я эльф-охотник.
— Дневной или ночной?
Эрнесто уставился на жену.
— Какое это имеет значение?
Леонора не к месту вздохнула.
— Оказывается, все не так уж плохо, — прошептала она, — с учетом всех обстоятельств.
Эрнесто не понял, что хотела сказать жена.
— Каких обстоятельств?
Леонора перешла к обороне.
— Эльфы хороши собой. Я хочу сказать, что они не уродливы.
— Все они уродливы! Эта игра сама по себе чудовищна!
Леонора не придерживалась столь радикальных взглядов.
— К сожалению, Эрнесто, нравится тебе или нет, эльфы изящны, особенно ночные.
Цицерон своевременно вставил слово:
— Я ночной эльф.
Однако родители не обратили на него внимания и продолжали спорить между собой.
— Эльфы-охотники изящны? А ты знаешь, сколько у этих изящных существ должно быть ужасного оружия?
— Я знаю, что говорю. Как-то раз я выходила в Интернет, чтобы больше узнать о волшебном мире и тому подобных вещах.
— Ты этим занималась?
— Разумеется, мне нужны были сведения, и я ознакомила тебя с ними. Я же тебе говорила…
— Но я ведь не знал, что ты добыла их из первых рук!
Цицерон хотел улизнуть, воспользовавшись удобным случаем, но его остановили.
— Куда это ты?
— Я… вы спорите… я не хотел мешать. Я только, я…
Цицерон так и не придумал правдоподобной отговорки.
— Садись и слушай, разговор еще не окончен.
Это не предвещало ничего хорошего.
— Чего вам еще надо? Я потерял своих друзей, все считают меня предателем.
— С этим покончено, — изрек Эрнесто.
— С чем покончено?
— С игрой. Caput, finito. [11]
Цицерон стал задыхаться, чувствуя себя так, будто ему отрубили голову и та покатилась и упала в корзину под гильотиной.
— Вот так сразу!
Леонора, грызя ногти, краем глаза взглянула на палача.
— Иначе нельзя. Если положить этому конец одним махом, будет не столь больно.
— Как это отвратительно!
— Ты должен стать обычным ребенком.
— И заниматься обычными делами, как остальные дети твоего возраста.
Цицерон рвал на себе волосы, думая, что у него остался лишь один выход, который родители сами ему и подсказали. Демагогия.
— Хотите, чтобы я принялся за наркотики? Вы этого хотите?
Родители умолкли и оцепенели.
— Если вы не знаете, то именно такими «обычными» делами занимаются остальные дети моего возраста, когда остаются одни.
Цицерон привел родителей в небольшое замешательство и продолжал в том же духе. Он застиг их врасплох.
— Или вы предпочитаете, чтобы я забухал?
Родители обменялись красноречивыми взглядами.
Цицерон попал в самую точку. В действительности, он был единственным сыном среди их друзей, который не напивался допьяна субботними вечерами.
— Хотите, чтобы я демонстрировал все, на что способен, пил прямо из горла и угодил в полицейский участок? Вы этого хотите?
Тут Цицерону следовало бы придержать язык, однако он, вдохновленный успехом, пошел дальше и перегнул палку.
— Или чтобы я устраивал скандалы, дал кому-нибудь по физиономии и поджигал контейнеры с мусором?
Цицерон распалялся все больше. У него здорово получалось.
У Леоноры сверкали глаза, а Эрнесто поглядывал на него искоса.
Родители ведь этого хотели? Они делали из Цицерона учителя риторики, а он им преподнес хороший урок демагогии. Однако он проявил фатальную нерешительность, раздумывая, не пригрозить ли тем, что он станет бомжом, террористом или самоубийцей.
Они перехватили инициативу и начали бичевать его.
— Нет.
— Не сбивай нас с толку.
— Цицерон, не неси чушь!
— Эта игра высушила у тебя все мозги.
— Скажем откровенно: это ПОРОК.
Цицерон был вне себя от ярости. Им нужны пороки? Они их получат!
Его карающий перст уперся в объемистый карман Эрнесто.
— А ты чем занимаешься? Куришь!
— Он взрослый, — Леонора рьяно бросилась защищать мужа.
Ситуация осложнилась. Цицерону не удалось разобщить их, он не сумел вывести их из себя, и оба родителя дружно набросились на него.
— И что же? Может, я жаловался на Эрнесто за то, что он отравляет мне легкие?
— Да прекрати же!
— А Леонора играет в карты!
Мать не стала дожидаться, когда муж начнет защищать ее. Она тут же перешла в наступление.
— Я играю со своими подругами.
— И что из этого? Это порок, дурной пример. Мне надо было подать на тебя в суд, написав представителю по защите прав несовершеннолетних, что ты подбиваешь меня играть в карты тоже, но я прощаю вас обоих, я ведь не такой злопамятный!
Родители на мгновение умолкли, и им потребовалось целых секунд десять, чтобы возобновить разговор. И они возобновили его в царственном множественном числе.
Родителей не интересовало, кого будут услаждать их голоса. Они были готовы на все. Отвратительно!
— Очень хорошо. До сих пор МЫ держали себя в руках, однако НАШЕ терпение не безгранично. МЫ тебя учили брать на себя ответственность. МЫ с тобой беседовали и решали все вопросы демократично.
Цицерон вставил слово: