– И если родится мальчик, вы назовете его Элвисом! – с энтузиазмом воскликнул я.
– Почему только мальчика? Девочку тоже. Имя Элвис к лицу любому... Ну, почти любому.
– Ну да, как я об этом не подумал, – я хлопнул себя по лбу.
– Элвис жил, Элвис жив, Элвис будет жить! – изрек Мельников.
После чего вывернул нижнюю губу. Она, естественно, была татуирована. С внутренней стороны.
ELVIS LIVE
Элвис жив. Ну, само собой.
Снежок втянул воздух.
Ничего. Никакой видимой реакции. Элвисом-крысой здесь и не пахло. Совсем.
Жмуркин промычал протяжно.
– Бьорн интересуется, – устало сказал я, – Бьорн интересуется – почему вы не татуировали лицо?
Да и самому мне было интересно.
– Увы, – развел руками Мельников, – увы, пока не могу. Я же говорил, я финансист. Работаю в банке. А там надо соблюдать буржуазные нормы приличия. Знаете, наш народ пока еще очень костный, он не может понять, что душа у человека устремлена ввысь... Но я уже наметил сроки, когда я заработаю себе и своему маленькому Элвису на жизнь, я уйду, конечно. Буду жить как человек... И тогда дело дойдет и до лица... Вы ведь знаете, что Элвис был татуирован?
– Татуирован?
– А вы не знали... – Мельников с укоризной покачал головой.
Жмуркин покивал, давая понять, что он-то про такие тонкости, само собой, знает.
– Элвис был татуирован с ног до головы. И тоже своими песнями! И кроме того, он был прекрасным каратистом! Обладал просто сокрушительным ударом, ломающим ребра, обладал техникой отсроченной смерти! Это когда удар наносится сегодня, в зону концентрации крови в человеческом теле! А смерть наступает потом, через неделю! Многие считают, что Элвису выдали черный пояс просто так, типа, по блату, как дань уважения. Это было не так!
Мельников принялся обряжаться в кимоно и попутно рассказывал:
– Элвис просто не хотел показывать свое мастерство. Но в экстремальных ситуациях он был беспощаден! Однажды на него напали девять человек, он раскидал их как котят! И он отлично водил машину! И даже участвовал в кольцевых гонках, разумеется, инкогнито...
«Зря, – думал я, когда мы уходили от этого Элвиса... Это становилось уже совсем невыносимым! – Зря я подписался на это расследование! Зря! Рехнешься, точно рехнешься, крышу не то что сорвет, ее с мясом выковыряет. А нам еще предстоит третий...»
Мама.
Третий поклонник, к счастью, тоже обитал неподалеку, в новостроенных оранжевых высотках, их много в последнее время повылезало, все, как один, похожи на японские грибы смерти.
– Его зовут Барабанщиков, – сказал я.
– Мы не пойдем, – сказала Тоска. – С меня хватит. Когда этот маньяк стал раздеваться... Нет, нервы у меня не железные.
Я хотел ей напомнить, что идея искать крысу – ее идея. Но отчего-то не напомнил.
– Да-да, – подтвердил Питер. – Мы не пойдем.
– Как знаете, – равнодушно сказал я. – Но я бы пошел. Особенно на твоем месте, Питер. Для тебя это может быть познавательно, в Америке ты такого точно не увидишь. Потом будешь рассказывать...
– Нет-нет, – отмахнулся Питер. – Я и так уже много увидел...
– Ну, смотрите, – вздохнул я, и мы со Жмуркиным направились к центральному оранжевому грибу.
На сердце у меня было как-то неспокойно. Тихое помешательство Ларисы Ивановны сменилось садистским фанатизмом финансиста Мельникова. По всем законам драматургической подлости третий горячий поклонник должен был отправить нас в элвисистский нокдаун.
Мы направились к высотке.
На подъезде нас встретил консьерж. Поглядел на Жмуркина и спросил:
– К господину Барабанщикову?
– А вы разве не видите?! – нагло ответил я.
– А чего Элвис молчит? – усмехнулся консьерж. – Глухонемой, что ли?
– Глухонемой. Это глухонемой американец, приехал повидаться с господином Барабанщиковым. А вы этому препятствуете. Может, мне позвонить самому господину Барабанщикову?
Консьерж покраснел и открыл калиточку. Увидел Снежка и снова закрыл.
– Собаку нельзя.
– Нет, это невозможно, – капризно сказал я и достал телефон. – Было все оговорено, люди выделили время, а какой-то...
– Ладно, проходите.
Мы проследовали к лифту.
Лифт был шикарный. Блестящий, с ковром и зеркалами. Жмуркин скорчил себе рожу и сказал:
– Знаешь, Фил, а Элвисом быть не так уж плохо. Может, мне тоже вступить, а? В Элвисы? Они неплохо живут, как я погляжу. У одной целая усадьба в центре города, другой финансист, третий живет в небоскребе почти. Хорошо быть Элвисом, хорошо собакою... Приехали.
Дверь отворилась, и мы шагнули на площадку шестнадцатого этажа. На шестнадцатом этаже имелась одна-единственная дверь. Судя по всему, весь этот этаж Барабанщикову и принадлежал.
– Я же говорю – Элвисы рулят, – сказал Жмуркин.
Мы приблизились к апартаментам.
Звонка не было. Я поискал вокруг, но звонка не было.
Тогда я просто постучал.
Дверь открылась почти сразу.
Открыл ее Элвис.
Такой, какого все время показывают по телевизору – в серебристой рубашке с диким воротником, в каких-то непонятных мне рюшах, со смоляным коком...
А самое главное – лицо. Открывший дверь был не просто похож, это был он.
Элвис.
Сначала я решил, что это у меня в голове. Что после всего этого элвисного изобилия случилось со мной то, что должно было случиться – я начал съезжать. Вернее, уже съехал. На всякий случай я поглядел даже на Жмуркина, но это дело лишь обострило – вместо Жмуркина тоже был он, король рок-н-рола. И Снежок тоже был Элвисом, Элвис был везде.
Мне стало страшно. Я пощупал лоб.
– Нет-нет, вы не ошиблись, – улыбнулся Элвис в двери. – С вами все в порядке.
И голос. Голос тоже. Тот самый, короче.
Хотя... Этот Элвис был не очень молодой, пожилой. Так, немножечко.
– Это... – я указал на Жмуркина, – это...
– Я знаю, – белозубо улыбнулся Элвис. – Лариса Ивановна мне сообщила. Я рад. Я рад встретить единомышленников, установить контакты. Проходите.
– Феликс, – представился я, – я сопровождаю Бьорна...
Жмуркин кивнул.
– Элвис, – представился Элвис.
Я улыбнулся. Элвис пригласил нас к себе домой.
В гостиной нас ждал стол. Пирожные, бутерброды, кола – любимый напиток Элвиса. Элвис предложил нам угоститься, и мы расположились в креслах. Я никак не мог понять – этот Элвис уже родился таким похожим или это все новодел? Наверное, у меня было такое глупое выражение лица, что Барабанщиков все понял и объяснил.