Жена Андерса протянула руку, ища во сне мужа на его половине. Он убрал с ее виска прядь темных волос и шепнул:
— Спи.
Тело ее сразу же расслабилось, дыхание стало ровным.
Сильный порыв ветра раздул занавески и пронесся, кружась, по комнате. Движение воздуха, казалось, можно было различить глазом.
Андерс раскинул руки, приветствуя ветер, ощутил, как воздух овевает его тело, касается рук, ласкает кожу.
Он позволил ветру сдвинуть себя с места и вывести на балкон.
На зубцах по верху башни горбились горгульи, все в пятнах красного, желтого и зеленого лишайника, заглядывая вниз, во двор, с высоты в двести футов.
Король Андерс легко вскочил на ближайший зубец, пошатнулся, но сразу же выпрямился.
Он ждал, глядя в ночное небо, до тех пор, пока не увидел, как по нему одна за другой быстро пронеслись три звезды.
То был, конечно, знак. Смысла его он не понимал, но знак вселял такое же спокойствие, как и ветер, дувший над башней.
Здесь, на высоте, ветер был сильнее, чем внизу, в городе. Упругий, приятный, он ерошил волоски на теле, щекотал грудь. Подталкивал, дразнил и улетал прочь, на далекие равнины.
В столь поздний час в городе царила тишина. Улицы торговых кварталов были пусты.
И король Андерс начал перепрыгивать с зубца на зубец, обходя башню по кругу. Где-то в глубине его сознания мелькнула мысль, что со стороны его можно принять за сумасшедшего. Заметь кто-то из стражников или горожан, как он скачет тут ночью в темноте, рискуя жизнью на каждом шагу, то-то они удивились бы!
Но он ничего не опасался.
На это были свои причины. Ему нравилось рисковать. Год за годом его пожирала тревога, и лишь в последние несколько месяцев он стал избавляться от своих страхов.
Он бежал все быстрее, прыгал не задерживаясь. С дарами силы, ловкости и метаболизма это было не так уж и сложно.
Хотя довольно опасно. В любой момент он мог поскользнуться на лишайнике или оступиться на неровном краю каменного зубца. Но он не боялся.
«Нырнуть, окунуться! — думал он. — Оказаться в воздухе!»
Желание это все росло и стало наконец таким сильным, что король Андерс не мог более ему противиться.
Он вскочил на зубец, переступил на согнутую спину горгульи и бросился вниз.
Он широко раскинул руки, как крылья, закрыл в экстазе глаза и, падая, все еще перебирал в воздухе ногами.
Вот это было действительно опасно.
«Ну и что? — думал он. — Пускай приходит смерть. За этот вкус Воздуха, за эту свежесть дыхания не жалко отдать жизнь]].
Он глянул в западную сторону. С полей к нему приближался вихрь.
Со скоростью сто, а может, и двести миль в час ветер промчался по холмам, засвистел над городскими крышами.
Король Андерс вновь закрыл глаза, готовясь к гибели. Желудок его, казалось, переместился в грудную клетку.
И в пяти футах над землей вихрь подхватил его. Закружил, повлек вверх. Обласкал волосы и тело.
Андерс открыл глаза и улыбнулся.
Воздух кипел. Прямо перед королем вился настоящий смерч. Но основание его не перемещалось, не корчилось. Смерч не ревел яростно, но дышал спокойно, как спящее дитя.
Он кружился в тишине, вздымая пыль на улицах города. У вершины его Андерс разглядел звезды, похожие на глаза. Ужасающей силы ветер качал Андерса на своих руках, поднимая его все выше и выше.
В последние месяцы Андерс мечтал только об этом, жаждал этого всей душой. Он едва смел надеяться, что подобное все-таки произойдет.
Король громко прокричал:
— Я рад нашей встрече! — и засмеялся от счастья.
Аверан разгребла землю и выбралась из ямы. На дворе уже наступила ночь. Девочка чувствовала себя плохо, ей хотелось есть, но причиной скверного самочувствия был вовсе не голод.
Когда Аверан было три года, король пожелал сделать ее наездником и пожаловал ей дары силы, жизнестойкости и ума.
С тех пор она всегда была сильна и неутомима, обладала прекрасной памятью. Но сейчас она ощущала слабость во всем теле и даже в голове. Мысли путались.
«Я стала обычным человеком, — поняла она. — Мои Посвященные умерли».
Это было ужасно. Аверан много раз пролетала над Голубой Башней по пути в Морское подворье. Огромный замок в океане казался таким могучим, таким неприступным. Даже представить было невозможно, чтобы кто-то смог его взять.
И все же это случилось, и она почувствовала себя такой одинокой и несчастной, как никогда в жизни, как не чувствовала себя даже, покидая мастера Бранда и Башню Хаберд.
«Теперь я обыкновенная девочка, — подумала она. — Обычный человек, как все. И никогда больше не полечу на грааке».
Жизнь ее практически закончилась — в девять лет.
Без даров у нее нет никакого будущего.
Ей хотелось лечь и заплакать, но вспомнились вдруг слова мастера Бранда: «Ездить на грааке нелегко. Упадешь — первое, что надо сделать, это убедиться, что кости целы. И даже если они сломаны, все равно надо встать и забраться обратно на граака, чтобы долететь до дому. Если ты не можешь этого сделать, никогда не станешь наездником».
Аверан падала с граака десятки раз. И всегда вставала.
И сейчас, испытывая небывалое одиночество, она только закусила губу и огляделась по сторонам.
Покинутый жителями городок с наступлением ночи странно изменился. Ореховые деревья у дороги выглядели точь-в-точь как злобные, скрюченные старикашки, в тени которых могла затаиться любая нечисть. А уютные домики с тростниковыми крышами и маленькими окошками походили теперь на заброшенные мрачные склепы.
Девочка содрогнулась. К ночи стало сыро, поднялся сильный ветер. Она встала и торопливо натянула на себя одежду.
Зеленая женщина выбралась из канавки, принюхалась, глядя в небо.
— Кровь? — спросила она.
— Я не знаю, где взять тебе кровь, — сказала Аверан. — Мою — нельзя. Сейчас поищем что-нибудь съедобное.
Она набросила на зеленую женщину медвежий плащ, чтобы та не замерзла. И принялась за поиски еды. Опустившись на колени, она сказала себе: «Не расстраивайся из-за даров. Лучше считай, что тебе повезло. Ведь это не тебя убили».
Земля в саду была рыхлой и ухоженной. Хозяева выкопали и увезли урожай, но сделали они это наспех.
Аверан еще днем заметила несколько морковок и репок, забытых в грядках; на виноградных лозах, обвивавших изгородь, сохранились спелые грозди. Случись им с зеленой женщиной застрять в этом городке даже на пару дней, без еды они не останутся. Под фруктовыми деревьями тоже наверняка завалялась падалица.