Габорн замолчал. Потом приложил палец к губам, призывая Иом к тишине, и подошел к старому письменному столу короля Сильварреста. Он вынул из верхнего ящика небольшую книжку и вытащил из-под ее переплета какие-то бумаги.
Затем поднес их Иом и прошептал:
— В Доме Разумения, в Палате Сновидений, Хроно изучают природу добра и зла.
Иом удивилась. Учение Хроно было запретным для Властителей Рун. Теперь она поняла, почему он перешел на шепот. Оба их Хроно находились сразу за дверью.
Габорн показал следующую диаграмму:
Три сферы человека:
1. Сфера Невидимого — Время, Свободная Воля, Телесное пространство.
2. Сфера Общественная — Семья, Самосознание, Общество.
3. Сфера Видимого — Дом, Тело, Благосостояние.
— Со своей точки зрения каждый человек — лорд, — сказал Габорн, — и владеет тремя сферами: Сферой Невидимого, Сферой Общественной и Сферой Видимого.
Каждая сфера делится на части. Время человека, его телесное пространство, его свободная воля — это части Сферы Невидимого, а все вещи, которыми он обладает, все, что он видит вокруг себя — это части его Сферы Видимого.
Всякий раз, когда кто-то вторгается в нашу сферу, мы называем это злом. Если кто-то хочет отнять у нас землю или жену, если он пытается разрушить наш дом или запятнать наше доброе имя, если он злоупотребляет нашим временем или пытается отрицать нашу свободную волю, он становится врагом.
Но если кто-то увеличивает наши владения, мы называем это добром. Если он хвалит нас, укрепляет наше положение в обществе, мы называем его другом. Если благодаря ему растет наше благосостояние или крепнет уважение к нам, мы его любим.
Иом, вот здесь изображено то, что я чувствую, и объяснить это я могу только таким образом: жизнь всех людей, их судьбы — они здесь, внутри моей сферы!
Он указал на рисунок, куда-то на Сферу Общественную и Сферу Невидимого. Иом заглянула ему в глаза и ей показалось, что она поняла. Она сама всю жизнь была Властительницей Рун, и ей доверялись некоторые государственные дела. Надежды, мечты и судьбы своих подданных были частью и ее жизни.
— Понимаю, — прошептала Иом.
— Да, понимаешь, но не все, — вздохнул Габорн, — не все. Я чувствую… чувствую приближающуюся грозу. Меня предупреждает Земля. Опасность близко. Опасность не только для тебя или меня, но и для всех Избранных, для каждого мужчины, женщины и ребенка, которых я избрал.
Я должен сделать все, что в моих силах, чтобы их защитить — все, даже если я обречен. Я должен искать союза с Радж Ахтеном.
Слушая его взволнованный голос, Иом поняла, что Габорн еще не принял решения и ждет ее одобрения.
— И в какую же из твоих сфер вхожу я? — спросила она, показав на рисунок, лежавший у него на коленях.
— Во все, — сказал Габорн. — Неужели ты не понимаешь? Это не моя постель и не твоя. Это наша постель, — он коснулся своей груди. — Это не мое тело и не твое, это наше тело. Твоя судьба — это моя судьба, а моя судьба — твоя. Твои надежды — мои надежды, и мои должны стать твоими. Я не хочу никаких стен, никакого разделения между нами. Если есть что-то подобное, значит, мы не женаты по-настоящему. Значит, мы не едины.
Иом кивнула. Она поняла. Ей приходилось раньше видеть такие браки, когда супруги столько отдают друг другу, становятся так близки, что делят все, даже самые нелепые привычки и взгляды.
Иом и сама хотела такого союза.
— Думаешь, ты один такой образованный, — сказала она, — что щеголяешь знанием тайных учений. Я вот тоже кое-что слышала о Палате Сновидений.
В Доме Разумения, в Палате Сновидений говорят, что человек рождается в слезах. Он плачет, чтобы мать дала ему грудь. Плачет, чтобы мать услышала, если он упадет. Плачет, чтобы получить тепло и любовь. Становясь старше, он учится определять свои желания. «Хочу есть!» — плачет он. «Хочу тепла. Хочу, чтобы наступило утро». И когда мать утешает ребенка, ее слова — это тоже плач: «Хочу, чтобы ты не плакал».
Потом мы учимся говорить, но почти все наши слова — тоже плач, только более внятный. Вслушайся в каждое слово, которое тебе говорят, и услышишь мольбу. «Хочу любви». «Хочу утешения». «Хочу свободы».
Иом умолкла, чтобы выждать паузу, и по тому, что Габорн не прервал внезапно наступившую тишину, поняла, как внимательно он ее слушает.
Тогда она решилась сказать:
— Габорн, не сдавайся Радж Ахтену. Если ты любишь меня, если любишь свою жизнь и свой народ — не склоняйся перед злом.
— Не склонюсь. До тех пор, пока у меня есть выбор, — сказал Габорн.
Она столкнула книгу на пол, взяла Габорна за подбородок, нежно поцеловала и опрокинула на кровать.
Через два часа стражники на стене замка подняли крик, глядя на реку Вай, струившуюся среди зеленых полей. Выше по течению вода в реке стала красной — красной, как кровь.
Но чем ближе становилась красная вода, все сильнее становился запах серы и меди. Это была не кровь, а грязь, которых, правда, хватило бы, чтобы испортить воду, чтобы забились жабры и рыба погибла.
Габорн пришел посмотреть на реку вместе с чародеем. Биннесман ступил по колено в воду, окунул для проверки руку и попробовал воду на вкус, после чего помрачнел лицом.
— Грязь из подземных недр.
— Как она попала в реку? — удивился Габорн. Он остался стоять на берегу, потому что запах был резкий и неприятный.
— Ключ, от которого берет начало Вай, — сказал Биннесман, — бьет из глубокого подземелья. Грязь оттуда.
— Не могло ли это случиться из-за землетрясения? — спросил Габорн.
— Из-за сдвига коры могло, — Биннесман задумался. — Но боюсь, дело не в этом. Думаю, опустошители прокладывают тоннель. Может быть, мы убили не всех.
На Праздник Урожая возле замка Сильварреста собралось немало храбрых лордов, и охотников проскакать тридцать миль по горам набралось немало. Уже через шесть часов, вскоре после полудня, пять сотен воинов во главе с Габорном и Биннесманом, знавшими дорогу, достигли древних руин даскинов.
Руины выглядели точно так же, как и в прошлую ночь, когда оттуда вышли Биннесман, Габорн и Боринсон. Вход на холме наполовину закрывали кривые корни громадного дуба. Люди зажгли факелы и начали спускаться по древней полуразрушившейся лестнице вниз, туда, где от земли исходил тот же сильный неприятный запах. Габорн машинально отметил, что по сравнению со вчерашним запах изменился.
Вход в древний город даскинов был сделан в форме идеального полукруга в диаметре около двадцати футов. Камни в стенной кладке были огромны, но вытесаны и пригнаны столь совершенно, что даже через тысячи лет в стене не появилось ни трещины.
Первую четверть мили от главного коридора отходило несметное число боковых тоннелей и комнат, лавок и домов, в которых когда-то жили даскины, заросших теперь неизвестными растениями Подземного Мира — растения эти цеплялись за стены своими темными каучуковыми листьями, похожими на человеческое ухо, образуя нечто вроде губчатых ковриков. Вещи, оставшиеся от даскинов, были вынесены много столетий назад, и теперь подземный город служил лишь прибежищем для тритонов, безглазых крабов и других обитателей Подземного Мира.