Шлепая босыми ступнями по холодному скользкому полу, она явно направлялась к шлюзу.
Дана была одета в лохмотья, цвет которых мало отличался от серости ее лица, и потому фигура, как ни странно, казалась гармоничной: у стороннего наблюдателя не возникло бы чувства неправильности, скорее наоборот – девушка явно вписывалась в окружающую обстановку, была сродни ей.
Тонкие бледные пальцы цепко ухватились за побитый ржавчиной штурвал ручного привода, и многотонная плита с надрывным скрежетом начала уползать вбок, подчиняясь усилиям слабых рук.
За первым люком спустя какое-то время пришел в движение второй.
Девушка прилагала усилия спокойно, размеренно, зная, что этого труда ей не избежать. Наконец, когда внешний люк открылся на треть своего хода, она оставила в покое ржавый штурвал, отряхнула саднящие ладошки и боком протиснулась в образовавшуюся щель.
Внешний мир, открывшийся ее взгляду, был мрачен и убог.
Неизвестно, где она чувствовала себя уютнее – внутри прохладного тоннеля, высеченного в толще скал, или под этим пепельно-серым, почти свинцовым небом, среди иззубренных руин, напоминавших о том, что когда-то здесь обитали люди.
Собственно, Дана и немногие ее сородичи являлись потомками тех, кто полвека назад жил и работал в этом городе. Сейчас от внешнего поселения остались лишь голые, постепенно разрушающиеся стены да еще ржавые остовы техники, вросшие в почву там, где их застала ненужность.
Дана спокойно осмотрелась. Ее разум не находил ничего шокирующего в окружающей реальности, потому что рассудок девушки развивался именно тут. То, что ее гипотетической ровеснице с какого-либо цивилизованного мира показалось бы диким убожеством, крайней степенью деградации и нищеты, для Даны было всего лишь нормой жизни, обыденностью.
Протискиваясь в узкую щель приоткрытого люка, она ничуть не задумывалась над теми жестокими извивами человеческой экспансии, что в конечном итоге привели к факту ее рождения в подземельях покинутой колонии.
Да, кому-то она показалась бы маленьким зверенышем, напялившим лохмотья, кто-то назвал бы ее грязной, кто-то отвратительной, но ни одно суждение, основанное на внешнем виде, не отражало истины.
Под лохмотьями часто и неровно билось человеческое сердце, под спутанными космами неухоженных волос, в глубине черепной коробки таились мысли, глаза, редко видевшие яркий солнечный свет, смотрели на мир с пытливым, здоровым интересом.
Она прекрасно знала, куда и зачем идет.
После того как ее мать умерла, путь Даны день за днем, независимо от погоды и самочувствия, вел на поверхность. Тут, среди руин заброшенного города она отыскивала не только вещи, способные хоть как-то облегчить быт одичавшего человеческого анклава, – она, еще не успев до конца растерять долю искренней наивности, совмещала приятное с полезным и, кроме полуфункционального хлама, оставшегося от бытовой электроники разрушенного города, искала среди руин еще и кусочек сказки, личного счастья для самой себя.
К этим поискам Дану побуждали легенды, которые она слышала от своих сородичей.
Если обобщить их, то мечта девушки могла быть выражена так: есть за пределами воображения мир, где все счастливы, где все дозволено, где нет узости серых стен, тяжелого для дыхания воздуха и нудного, моросящего с небес холодного дождя, который нес земле не прозрачные капли живительной влаги, а липкие плевки раскисшей вулканической пыли.
День за днем, месяц за месяцем она обследовала один квартал за другим, но редко находила среди вымокших, разграбленных развалин что-то подходящее, полезное для выживания.
Сегодня Дана намеревалась пройти дальше, к возвышающемуся над остальными постройками комплексу зданий, которые менее всего подверглись разрушительному воздействию времени.
На то у нее была особая причина, и сердце девушки невольно обмирало от мыслей о недавнем событии.
Зрение, более привычное к сумраку подземелий, обмануло ее. Высокая многоэтажная постройка, к которой она стремилась, оказалась расположенной не в сотне метров от руин обследованного накануне жилого квартала, а гораздо дальше. За иззубренными огрызками стен открылось более или менее ровное пространство, которое пересекала сеть потрескавшихся, кое-где затопленных дорог, а комплекс зданий, манивших ее взгляд, возвышался на плоскости каменного плато, – естественного природного укрепления с отвесными выветренными стенами.
Она остановилась, прячась за осыпающейся кирпичной стеной крайней городской постройки, и долго разглядывала уступчатую пирамиду, на поверхности которой горели притягивающие взгляд крохотные огоньки голубого и красного цветов.
Дана не понимала их предназначения, но глазу после серых подземелий и покрытых пепельной коростой руин их вид казался приятным. Маленькие солнышки, разбросанные по уступам зданий в неприхотливой симметрии, казались ей каким-то сверхъестественным добрым знаком, означающим, что она на верном пути.
Девушка совершенно не понимала, что это всего лишь габаритные огни многоэтажной постройки – сигналы для спускаемых модулей, которые совершали посадку неподалеку от комплекса на одно из наиболее сохранившихся старто-посадочных полей старого космодрома.
Мечта была так близко и в то же время так далеко…
Она смотрела на изъеденные эрозией отвесные стены, покрытые уступами и трещинами, и представляла, как трудно ей будет карабкаться по ним.
И все же желание заглянуть внутрь расцвеченных веселыми огоньками зданий пересилило страх, и она решилась.
Никто не препятствовал ей, когда девушка ступила на потрескавшееся от времени асфальтированное шоссе, которое вело к подножию каменного плато. Справа и слева от дороги легкий ветер гнал свинцовую рябь по поверхности квадратных озер, образовавшихся на месте бывших сельскохозяйственных угодий. Воздух, как обычно, был разным: порывы ветра несли с собой то дуновение тепла, то стылую влажность, и каждый вдох так же разнился по ощущениям – иногда она дышала легко, а бывали моменты, когда вдыхаемый воздух нес неприятные флюиды удушья, и Дана по привычке задерживала дыхание, чтобы ядовитые испарения не проникали в организм.
В отличие от подземелий, где еще работали кое-какие системы очистки и регенерации воздуха, атмосфера на поверхности была капризна, непредсказуема и опасна. Например, отец Даны погиб, попав в густой шлейф ядовито-желтых испарений, которые принес дувший из-за гор ветер. Мать не раз предупреждала ее о том, сколь опасен для человека внешний мир, но девушка, оставшись одна, уже не была обязана подчиняться родительской опеке. Она автоматически становилась равноправным членом небольшого анклава, чьи предки по каким-то причинам пропустили момент эвакуации колонии.
Вообще в мыслях Даны не присутствовало сложных понятий и терминов, связанных с техногенной цивилизацией. Ее мир был прост, круг забот ограничивался проблемами элементарного выживания, и, наверное, потому она несла в своей душе некую чистоту помыслов, недоступную тем, кто родился и вырос в урбанизированных джунглях городов-мегаполисов.