— А что я такого сказала? Я же так… на всякий случай.
— Все правильно. Надо же сразу позаботиться о литературном наследии!
Мама говорила это с серьезным видом, но Бемби подозревала, что про себя она похихикивает. У них все любили посмеяться и поострить, а у Сола за комментарии на уроках каждый день отбирали дневник. Правда, замечания в нем так и не появлялись, но ее брат и не думал скрывать истинное положение дел. И было ясно, что Сол гордится тем, что весь класс покатывается от его колких фразочек, а Наталья Васильевна, хоть и делает вид, что сердится, но «она же улыбается, я вижу!»
Бемби тоже иногда нравилось, как брат над ней подтрунивает. Хотя бы этим вечером… Ради гостей она решилась приготовить в микроволновке фаршированные баклажаны, которые они не раз делали вместе с мамой, но, чтобы подстраховаться, Бемби залезла в большую глянцевую книгу с рецептами.
Сол то крутился возле нее на кухне, то убегал к Эви… Это он так говорил: «Я к Эви!», но Бемби почти не сомневалась, что брат бегает к Мире, хоть та и выглядит на восемьдесят лет. Ну, может, на семьдесят… Бемби и раньше предупреждала родителей, что их сынок вырастет «жутким бабником», а Мира, к тому же, не была похожа ни на одну из знакомых ему девчонок. Не к лучшему непохожа, но кто их разберет, этих мальчишек!
Вон как у него горели глаза, когда Эви рассказывал, как Мира ночью выводила его из их родной тюрьмы. А накануне все сама разведывала… Бемби тоже восхищалась про себя: «Смелая девчонка!» А потом загрустила: «В двенадцать лет я тоже не струсила бы…» Может, Сол потому так и потянулся к Мире, что вспомнил, какой была когда-то его сестра…
В очередной раз прилетев от Миры на кухню, он сгреб отрезанные верхушки баклажанов и расставил их так, что они стали похожи на группку маленьких человечков с длинными изогнутыми шеями. Тонкими, «мультяшными» голосами они вдруг запищали:
— О, это же знаменитая писательница! Ах, какое счастье! Автограф, автограф!
— Дурак, — сказала Бемби, но не удержалась и захохотала.
«А что? — мелькнула у нее шальная мысль. — Так и будет! Разве из врачей мало писателей вышло?»
Потом они уплетали эти самые безголовые баклажаны, перекрикивая магнитофон, который Бемби так и не выключила. Тишина всегда чем-то пугала ее. Она сама не понимала чем… А в тот вечер подумала: «Тишина — это та же стена. Кажется, что за ней уже ничего нет. Звуков нет. Людей нет. Осталась только ты, и твои мысли. Кому они нужны, если никого нет?»
Бемби допускала, что многие любят тишину, стремятся к ней. Не зря же соседка вечно колотит ей в стену, когда музыка звучит слишком громко (для Бемби — в самый раз!). Ей даже приходило в голову, что пройдет какое-то время, лет, скажем, десять, она станет совсем старой, и вот тогда тоже пристрастится к тишине. Громкая музыка — это голос молодости. Наверное, старость он раздражает неимоверно.
У молодых все звучит громко — смех, голоса, признания. Им кажется, иначе их не услышат. Ведь они и сами еще не умеют вслушиваться в шепот. Этому учишься…
Именно за ужином Бемби и заметила, как тихо говорят эти двое. Магнитофон не заглушал Сола, хотя голос у брата никогда не был звонким — с рождения басовитым. Но как раз его Бемби хорошо слышала, несмотря на то, что он сидел на другом конце стола. А Миру, которая была совсем рядом, обо всем приходилось переспрашивать.
А поговорить хотелось! То и дело Бемби охватывало ощущение, что они с братом приютили у себя инопланетян, ведь о земной, обычной жизни они не знали почти ничего.
«С чего мы взяли, что они правду говорят? — веселилась она про себя. — И кто придумал, что инопланетяне — маленькие и зелененькие? Может, они как раз такие? Похожие на нас, а все же другие».
— Сол! — крикнула она и прикусила губу, чтобы не рассмеяться. — «Секретные материалы», да?
Их гости ничего не могли понять из этой фразы, но любой землянин сообразил бы, о чем идет речь. Сериал о пришельцах показывали во всем мире. Кроме того пятачка за Стеной… Существовал ли он на самом деле? Или привиделся Мире так же ярко, как видела свои истории Бемби? А потом она с таким жаром рассказала все Эви, что это убедило его, как позднее убедило Бемби с братом…
Сол хмыкнул в ответ. Ему не требовалось объяснять все на пальцах. Правда, когда речь заходила о чем-то простом, Сол мог проявить поразительную тупость. Вчера, например, Бемби попросила его разогреть суп с лапшой, но не подсказала сперва перемешать, и все пригорело до того, что есть стало невозможно. Мама в таких случаях с гордостью говорила:
— Типичный гений! Они всегда не приспособлены к быту.
Бемби ворчала про себя:
— Пороть надо было вашего гения, пока поперек лавки лежал…
Но знала, что если б кто-нибудь из родителей решился на такое на самом деле, она тут же разревелась бы и, защищая брата, подставляла бы под ремень руки.
После ужина на лицах гостей уже не было той растерянности, которая так явно проступила, когда они сели за стол в первый раз. Вернее, когда пришло время выходить из-за стола. Они не представляли, что делать дальше…
«У них же там столовка! — вовремя вспомнила Бемби. — И все за них убирали… Ладно, будем учиться».
Зачем — она себя не спрашивала. Вроде бы, им это было ни к чему, раз Мира сказала, что оставаться они не собираются. Но Бемби рассудила так: если человек не умеет чего-то и это доставляет ему неудобства, хоть и временные, разумнее научиться. Самому же легче будет! Ее ничуть не смущало, что сама она так и не научилась за десять лет писать сочинения, хотя на экзамене ей пришлось туго, и Бемби предполагала, что так будет. Но это было единственное и последнее неудобство, связанное с этим.
Она в два счета научила Миру мыть тарелки, упустив из виду, что гостей не принято заставлять возиться с грязной посудой. Обычных гостей и не притаскивают домой окровавленными… Сегодня все было не так, и сами ребята были другими. Не хуже и не лучше — просто другими. У них были странные лица, зато Эви слышал музыку цветов, и Бемби мысленно называла это компенсацией. Сол терпеть не мог, когда сестра произносила такие «взрослые» слова, и ему она ничего не сказала.
Втайне же попыталась угадать: а чем природа наградила Миру? Этими глазами, похожими на майское солнышко? Но вокруг них столько морщин, что свет застревает, как чистая вода в трещинах скалы… Что же тогда? Что в ней необычного, в этой девочке? Что происходит с человеком, когда в нем так зримо сливаются детство и старость?
— Пойдем на балкон, — небрежно предложила она Мире после ужина. — Подышим перед сном… Лучше бы прогуляться, но у тебя, наверное, болит все?
Ее саму больше беспокоили мальчишки, которые обычно ошивались во дворе до самой ночи и без труда выловили бы их. Но Мире вряд ли понравилось бы, что ее подозревают в трусости.
Только заикнись ей, что во двор выходить опасно, и она тут же начнет обуваться. Можно было не сомневаться, что если б силы были равны, Мира не дала бы в обиду ни себя, ни Эви.