«А ты и вправду разболтал!» — весело подумала Бемби.
Ей все больше нравился этот мальчишка, который не был таким вредным, как Сол, и еще ни разу не назвал ее дурой только за то, что она включает магнитофон погромче и мешает ему читать. При родителях Бемби обычно надевала наушники, а сейчас могла дать себе волю, но мешал младший брат. До него никак не доходило, что она не просто слушает музыку, а заодно как будто смотрит фильм, который никто, кроме нее, не видит.
Люди, которые сами по себе что-то делали и разговаривали, возникали только в ее воображении, но для Бемби они были настолько живыми, что ей даже не верилось, что их нет на самом деле. Она спрашивала себя: может, я каким-то образом подглядываю за кем-то сквозь расстояние, а возможно, и время? Что, если это действительно происходит, только за сотни километров от нее? И даже не сегодня, а было еще вчера… Или случится только завтра?
Проснувшись среди ночи, она подумала, что эти странные, похожие на стариков ребята, скорее всего, только привиделись ей… И на самом деле нет мальчика, который слышит музыку цветов… И той избитой их миром девочки, скрывающей свою мечту, совсем не женского рода…
«А если они не зря надеются? — внезапно пришло ей в голову. — Вдруг их и не обманули вовсе? И они, правда, станут, как… как все мы, когда вырастут? Кто знает, как у них там все происходит… Тогда ее Дрим станет реальностью…»
Бемби вдруг стало как-то сиротливо оттого, что у нее нет такой мечты, никогда не было, значит, получалось, что выросла она зря. Это не значило для нее так много, как для Миры… В чем-то Бемби даже потеряла оттого, что выросла, ведь теперь приходилось скрывать, что ей все еще хочется побегать вместе с братом по скользким крышам гаражей. И спрыгнуть оттуда в сугроб Бемби тоже еще тянуло…
Сол полагал, что с возрастом она просто стала занудой, для него такие слова, как «здравый смысл», абсолютно ничего не значили. В двенадцать лет она тоже и слышать их не желала, а когда учителя пытались убедить ее, что девочке не пристало лазить по пожарной лестнице на крышу школы, чтобы оттуда бросить в одноклассников полиэтиленовый пакетик с водой, Бемби просто отказывалась их понимать.
«Если хочется, значит, это пристало ко мне, и уже не отвяжется, пока не сделаешь!» — доказывала она. Но учителя в такие минуты глохли на оба уха, а Бемби это раздражало до того, что со временем она вообще перестала с ними разговаривать.
Мама грозно предупреждала: «Тебя выкинут из школы, если ты будешь изображать соляной столб!» Ей самой приходилось несладко: чтобы дочь оставили в покое, она целый этаж в школе завесила своими работами. Перед папой она оправдывалась: «Все равно их никто не покупает!» Но Бемби уже понимала, что если б не ее выходки, мама продолжала бы хранить свои картины до лучших времен.
После этого она окончательно перешла на иллюстрации, а Бемби до сих пор каждую воспринимала как черно-белый упрек ей за то, что уже давно отошло в прошлое.
За Сола родителям меньше приходилось краснеть… Не потому, что он лучше вел себя, чем сестра. Нисколько! Но у него были какие-то совершенно необъяснимые с генетической точки зрения способности к математике, и Сол уже успел принести школе такую бочку меда, что никто и не замечал дегтя от его «шалостей», как вдруг стали называть это учителя.
Бемби с отчаянием восклицала про себя: «Этот поросенок даже уроки толком не делает! Только и читает целыми днями. А я даже в началке по три часа над домашкой просиживала… И все равно Сол в сто раз лучше учится!»
Несколько раз она пыталась выведать у брата, как ему удается справляться с самыми запутанными задачами. Но Сол ничего толком не мог объяснить. Только плечами пожимал:
— Да я как-то сразу угадываю, как решать.
В ответ Бемби произносила с легким отчаянием:
— Ну, ты и монстр…
На это Сол нисколько не обижался, ведь никаким монстром он на самом деле не был. А вот эти двое, что спали сейчас в комнате родителей? Монстр — это нечто уродливое и отвратительное. Симпатичными их и впрямь трудно было назвать, вот только никакого отвращения Бемби не испытывала. Ей не давало покоя то, что она не представляет, как им можно помочь. Но поверить в то, что помочь невозможно, Бемби отказывалась даже в душе.
Она не обманывала себя и не божилась, что Мира с Эви стали для нее, как родные. Если б что-нибудь настолько же ужасное стряслось с братом, Бемби уже из кожи вон вылезла бы, чтоб помочь ему. Каким бы временами невыносимым он ей ни казался и как бы ни хотелось задушить его собственными руками… И вместе с тем, слово, которое она сама же произнесла — «друзья» — и которое в тот момент еще не много значило и было, скорее, призывом к себе самой, за этот день, что они вчетвером провели вместе, приятно отяжелело и стало теплым. Живым.
Хотя вроде бы и не случилось больше ничего особенного в этот день. Они вместе смотрели мультики, и Бемби тоже хохотала, забыв о возрасте и «здравом смысле». Потом Сол научил гостей играть в лото, потому что неожиданно выяснилось, что цифры они знают и даже разбираются во времени.
Сперва он, правда, допустил промашку и предложил поиграть в «слова», то есть придумывать из одного длинного много маленьких. Бемби уже струхнула, что он опозорит ее перед всеми, ведь брат всегда побеждал и наставительно заявлял: «Читать больше надо!» Но она вовремя вспомнила, что Эви с Мирой вообще не знают букв.
«Им только сказки читали, — подумала Бемби. — Значит, братец прав… Было, что скрывать от них. А ведь сразу видно, что они не глупее нас!»
Заодно она дала себе слово взяться за большую литературу, правда, к вечеру успешно забыла об этом. В школе Бемби с ловкостью удавалось обходить программные произведения, как рифы — и сама цель оставалась, и путь продолжался. Готовые сочинения теперь свободно продавались в любом книжном, и, видя это своими глазами, мама наивно верила, что им действительно разрешают пользоваться написанными кем-то текстами. Ее только удивляло, что дочь так упорно отказывается излагать свои мысли и вместе с тем продолжает нашептывать, прижавшись к ее плечу, что мечтает сочинять истории.
— А что здесь общего?! — поражалась Бемби и разглядывала мать с недоверием: может, подкалывает? У них в семье только держи ухо востро!
Мама изумлялась в свою очередь:
— Неужели ничего?
— Ну, абсолютно! Сочинение — это… — Бемби куксилась и мучительно подыскивала слово, которое сразу все объяснило бы маме.
Но на ум приходили только затасканные, звучавшие уже миллион раз и оттого как бы ничего не значившие фразы. Приходилось пользоваться ими, хотя Бемби делала это через силу.
— Сочинение — это так скучно… Это же тоска смертная! Если я буду писать книжки, я сразу всем запрещу писать по мне сочинения!
В серых маминых глазах ярко вспыхивали насмешливые звездочки.
— Чего не отнять у моих детей, так это скромности, — говорила она с преувеличенным уважением.
У Бемби начинали теплеть щеки: