Но и это не убедило Славку.
— Не считается. На тебе ведь нету крестика…
Это правда, крестик Марко не носил, как-то не привык. Но…
— Я же всё равно крещёный! При рождении!
— Не считается, — снова сказала Славка.
Тогда Марко взглянул на Икиру. Тот всё ещё стоял впереди Слона, прижимался к нему спиной. И смотрел на Марко с пониманием.
— Икира! Вру я или нет?
Здесь надо сказать про Икиру.
Это был тощенький третьеклассник с лиловыми, как сливы, глазами. Серьёзный такой. Вообще- то звали его Иванко Месяц, но это лишь для школьного списка. А для всех в посёлке он был Икирой.
Те, кто не знают, могут подумать, что это японское имя. А на самом деле всё проще.
В Фонарях и в окрестностях растёт у заборов и на обочинах мелкая травка с таким названием. С крохотными, как маковые зёрнышки, лиловыми цветами, с мелкими листиками. У неё слабый горчичный запах. Листики по форме напоминают брусничные, но по цвету отличаются. С изнанки — серовато-зелёные с бурыми пятнышками, а с лицевой стороны — блестяще-коричневые. Вот таким коричневым (гораздо темнее других здешних пацанов) был Иванко. Отсюда и прозвище.
Волосы Икиры, если бы они, как у всех фонарских ребят, не выгорали на солнце, выглядели бы, наверно, рыжевато-русыми. Но догадаться об этом было можно лишь случайно — когда из-под отросших локонов появлялась на свет уцелевшая от южных лучей прядка. А так вся его «лохматость» была как у остальных — цвета очень светлой шлюпочной конопатки…
Из всей одежды Икира признавал только парусиновые шортики. Правда, были они всегда отглажены и сверкали такой рафинадной белизной, что на солнце слепили глаза. Да, было ещё ожерелье-джольчик из древних стеклянных бусинок, дырчатых камушков и мелких ракушек. Икирина мама заведовала библиотекой в поселковом клубе (в нынешние времена — почти всегда пустой). Она приучила сына к чтению, но приучить его к «цивилизованному образу жизни» так и не сумела. А где папа, не знал никто. Давно уже обитал сам по себе в северных глубинах Империи…
Лишь отправляясь в школу, Икира надевал рубашонку и клеёнчатые босоножки. А в холодные времена поверх летнего наряда натягивал — как длинный бушлат — суконную мамину кофту со стеклянными пуговицами. Но из-под кофты всё равно дерзко торчали коричневые птичьи ноги. Учительницу Анну Герасимовну это вначале пугало и раздражало. Но директор Юрий Юрьевич ей сказал:
— Оставьте вы его жить, как хочет. Это не просто ребёнок, это явление здешней природы. Как горный дубняк на скалах, как чайки или треск цикад…
И Анна Герасимовна успокоилась. Тем более, что Иванко Месяц не дурачился на уроках и не получал двоек…
Икира никогда не врал. Если не хотел отвечать на какие-то вопросы — просто молчал. Смотрел в сторону и перебирал на ребристой груди камушки и бусины ожерелья. А ещё Икира всегда чувствовал, если неправду говорили другие. Нет, он никого не разоблачал (не то, что вечная правдолюбица Славка). Но по глазам его было понятно: он всё видит и понимает. Поэтому старались при нем не врать.
— Ты — детектор лжи, — сказал ему однажды Слон. Икира шевельнул колючими плечами, словно хотел сказать: «Я же не нарочно…»
И вот сейчас шестиклассник Марко Солончук глянул на маленького Икиру с надеждой на окончательную справедливость:
— Вру я или нет?
Икира сказал сразу:
— Ребята, Марко не врёт!
Вопрос был решён. Славка фыркнула, но больше не спорила. И все ощутили облегчение.
Все… кроме Марко. В нем, словно косточка сливы в пищеводе, засела досада. Потому что это ведь не он доказал свою правду. Спасибо Икире, но… получилось, будто Марко спрятался за третьеклассника, заставил его защищать себя, а сам оказался слабаком.
Он сбросил ранец, поставил у ног.
— У меня есть ещё доказательство…
В самом деле, зачем прятать находку? От кого? От давних приятелей, с которыми почти всю жизнь прожил в этом посёлке? Он с самого начала понимал, что не будет её скрывать. Ведь хочется же похвастаться! А теперь — самый подходящий случай.
Марко сел на корточки, откинул крышку. Снизу вверх глянул на всю компанию.
— Вот… Взрывом отвалило пласт, а там, под ним, — остатки дома. Стенка… И я нашёл это… — Он размотал платок. Взял девочку на ладонь…
Фонарские мальчишки и девчонки были жителями древнего края. Каждому не раз приходилось видеть осколки старинных амфор и статуэток, куски мрамора с обрывками непонятных надписей. До недавних дней в здешних камнях часто копались археологи. При поселковом клубе был маленький музей, где хранились находки, которые делали местные жители. В позапрошлом году, правда, когда сменилась очередная власть, все экспонаты увезли в главную Приморскую галерею…
Увидев девочку, Топка и Пиксель одинаково присвистнули. Все столпились вокруг Марко. Никто не потянул к находке руки, просто смотрели.
— Артефакт… — задумчиво сказал Слон. Он был простецкий с виду, но знал немало. Никто, кроме Марко (и, может, ещё Пикселя и Топки), не понял сказанного слова, и потому уважительно молчали. Икира присел рядом с Марко на корточки. Мизинцем коснулся пальчика на ступне девочки. Глянул в лицо Марко, шевельнул губами:
— Она… танцевала, наверно. Да?
— Скорее всего, что так, — согласился Марко. — Той ногой, которой сейчас нет, стояла, наверно, на пальчиках. А эту согнула, будто… птаха перед взлётом… — Он смутился, сам не зная отчего.
— А почему «она»? — вдруг насупился Кранец. — Может, это пацан…
— Олух, — добродушно проговорила круглая Галка. — Приглядись…
— А чего… Я пригляделся. На груди никаких… признаков.
— Балда, — с высоты своего роста сказал Слон. — Она же ещё ребёнок…
А Славка, у которой тоже не было «никаких признаков» развернулась на пятке и длинной исцарапанной ногой дала Кранцу пинка. Кранец снёс это молча.
Матвейка Кудряш присел рядом с Икирой.
— Смотрите, кулачок сжат. Наверно, она что-то держала в нем. Даже дырка под пальцами…
В самом деле, в кулачке было крошечное отверстие — как в бусине для ожерелья.
— Держала хворостину, — сообщила Славка. — Для мальчишек, у которых дурацкие языки… — Она поправила под футболкой юбочку и, кажется, примерилась для нового пинка. Кранец тяжело отпрыгнул.
Любопытный Матвейка нагнулся пониже.
— Интересно, а что было в другой руке? Которой нету…
— Ничего, наверно, не было, — с ласковой ноткой сказала Галка. — Ладошка, будто крылышко…
— Нет, было, — возразила Славка. — Вторая хворостина. Потому что одной, для некоторых дураков мало…
— Хватит тебе… — вполголоса велел ей Слон.
Теперь уже все кружком сидели над крохотной девочкой (и Славка присела). В глиняной танцовщице ощущаюсь движение и… слегка лукавая загадка: как по-вашему, кто я?