— Маринка, ты меня возьмёшь завтра Игоря встречать?
— Посмотрим, — сказала Марина. «Не возьмёт», — понял Алька. Она всегда говорила «посмотрим», когда хотела отвязаться.
— Ну, Марина… — Алька потянул её за рукав.
— Я сказала: посмотрим завтра, — повторила Марина. — Отстань!
— Заноза длинная, — отойдя подальше, сказал Алька. — Всем расскажу, что ты в Котьку Василевского влюбилась…
За это Альку прогнали спать. Уже из другой комнаты он услышал, как папа доказывал:
— Может быть, он ещё раньше приедет. Ночным поездом. Очень может быть.
И Алька задумался. Разве мальчишки ездят в поездах ночью?
Алька часто думал о ночных поездах. Поздно вечером, лёжа в кровати, он слушал их голоса. Синие сумерки заливали окна. Вспыхивала в них цепочка далёких заводских огней, а тень от тумбочки с цветком делалась похожей на медвежонка с воздушным шаром.
И тогда наступала тишина. Она была спокойная и прозрачная, как синяя вода в весенних, оставшихся от снега озерках. Сквозь эту тишину слышался стук часов.
И вдруг, как чуть заметная волна, возникал где-то гул далёкого-далёкого поезда. Он постепенно нарастал, и Алька знал уже, что вот-вот раздастся негромкий голос тепловоза. Будто поезд зовёт друзей, заскучав на длинном пути.
Гул колёс нарастал а потом таял вдали.
Некоторое время слышалась только перекличка маневровых паровозов на станции. Затем снова звучали вдали голоса стремительных составов.
Жизнь ночных поездов казалась Альке таинственной и беспокойной. Это была взрослая жизнь.
Алька помнил, как давно-давно он с папой возвращался домой из леса. Папа нёс маленького Альку на плечах. Уже совсем стемнело. Они сели отдохнуть на склоне высокой насыпи. Небо было тёмно-синим, а деревья тёмно-серыми. Пахло тёплой землёй и травами. Стояла тишина. Вдруг чуть-чуть вздрогнула насыпь, и Алька услышал нарастающий шум. Этот шум надвигался со страшной быстротой. Алька вскрикнул и вскочил. Папа едва успел схватить его.
— Глупыш! Это же поезд идёт.
Поезд пронёсся над ними, по гребню насыпи. Промелькнули слепящие фары паровоза, быстро пролетели тёмные силуэты вагонов с жёлтой цепочкой окон. И почти сразу шум утих, и перестала дрожать земля. И тогда Алька прошептал:
— Он… зачем так?
— Не бойся, — сказал папа. — Поезд торопится. Поезда всегда торопятся.
— Куда?
— В разные стороны. Этот идёт к самому океану.
Алька снова спросил:
— Зачем?
И правда, почему они так мчатся, спешат куда-то среди ночи?
— Ты смешной, малыш, — сказал папа. — Люди едут. У каждого свои дела. Придёт время, поедешь и ты.
Алька долго молчал.
— Я не боюсь, — сказал он наконец.
С тех пор Алька привык слушать голоса ночных поездов. Будто это ему, Альке, что-то кричали далёкие тепловозы. Но он ещё не понимал, о чём они кричат. Только всё равно ему было радостно и немного тревожно. Так бывает, когда ждёшь что-то хорошее, но не знаешь точно, случится оно или нет.
А иногда Альке вдруг казалось, что гудки звучат печально, будто поезда прощаются с городом навсегда…
В эту ночь он очень долго не спал. Вверху, за потолком, однообразно гудело пианино. Эта музыка называлась «гаммы». Играла соседка. Соседке было двадцать лет, и её звали Вера. Но Алька про себя называл её Верухой. Взрослые говорили, что Вера красивая. Может быть, она и была красивая, но Альке она не нравилась. Он не любил Веруху за то, что по вечерам она часто мешала ему. Гаммы разгоняли тишину. Комната становилась теснее, потому что не было слышно поездов…
Алька незаметно заснул. А проснулся он от голосов за дверью.
— Боже мой, громадный-то какой стал! — восклицала мама.
А папа повторял только одно слово:
— Молодец… Молодец…
Кто-то отвечал им негромко и, как показалось Альке, густым басом. Алька не мог разобрать слов. Он встал и открыл дверь.
Посреди комнаты стоял высокий парень со светлыми курчавыми волосами и кустиками мохнатых бровей. Рядом с парнем стоял потрёпанный чемодан.
«Вот тебе и мальчишка…» — подумал Алька.
Алька не очень огорчился. Он просто не мог сейчас ни огорчаться, ни радоваться как следует, потому что в нём ещё крепко сидел сон, даже глаза слипались. Но всё-таки он насупился.
— А! Вот и герой наш встал, — весело заговорил папа. — Тем лучше. Мы его переселим на раскладушку, а ты, Игорь, ложись на диван.
— Ну что вы!.. — смущённо пробасил Игорь. — Зачем беспокоить малыша…
— Не спорь, пожалуйста, — сказала мама и ушла за простынями.
А папа пошёл в кухню включить чайник.
Игорь остался посреди комнаты и глядел на щупленького мальчишку с растрёпанной после сна головой и надутыми губами.
Алька стоял на пороге, съёжившись и сунув ладони под мышки. Он был похож на аистёнка, потому что поджал одну ногу, чтобы почесать о косяк колено.
— Здравствуй, — сказал Игорь и протянул громадную ладонь.
Алька, не глядя, подал руку, сжатую в кулак.
— Сильно не жмите, — хмуро сказал он. — У меня ладонь иголками истыкана. Мы мяч из сапога шили.
— Понятно, — кивнул Игорь. Они помолчали.
Алька поднял голову. Лицо у Игоря было серьёзное и даже немного грустное. А глаза добрые.
— Вы ложитесь на диван, — сказал Алька. — Мне же охота тоже поспать на раскладушке. И не говорите, что я малыш.
— Не буду, — согласился Игорь. — Я это не потому говорил, что ты совсем маленький, а потому, что ты помоложе. Так получилось… И знаешь, не говори мне «вы». Мы ведь братья.
Следующие два дня Алька всё время был рядом с Игорем. Марина сказала, что он «ходит как пришитый».
— Не мешай Игорю, — велела мама.
— Он не мешает, — сказал Игорь. — Он поможет мне вытащить книги из чемодана. Хорошо?
Понятно, Алька сказал, что хорошо. Они расставляли на этажерке книги, и Алька рассказывал, какой здесь замечательный город.
— А за городом река есть, — сказал между прочим Алька.
— Угу, — ответил Игорь.
— Там на лодках катаются, — равнодушным голосом сообщил Алька и стал разглядывать корешок скучной серой книжки.
— Надо бы починить этажерку. Шатается, — заметил Игорь.
Алька сел на пол, обхватил колени и вздохнул.
— Послушай, — сказал он, глядя снизу вверх, — ну, поедем, а?
— Так бы и говорил, — усмехнулся Игорь. — Ладно, посмотрим.
Что такое «посмотрим», Алька хорошо знал. Поэтому у него сразу испортилось настроение.