Они лишь исполнители.
Нужен тот, кто отдает приказы.
Изнутри душила долго сдерживаемая, холодная ярость. Что же мы сделали неправильно? Мысленный вопрос хотелось выкрикнуть вслух, так чтобы он эхом отразился от стен древнего Кремля, застыл леденящим звоном над серыми водами реки, ударился в свод межуровневого перекрытия, отсекающего саму надежду увидеть небо.
Смесь осенней природной грусти, броская щемящая красота фрагмента сохранившейся биосферы, и массивные, серые фермы опор, андроиды, зачем-то изображающие людей, не сумевшие видно трансформироваться в нечто соответствующее их внутреннему содержанию, технологичное, но честное…
Где мы перешагнули грань, за которой уже не стало возврата?
Мы потеряли Землю, обрекли самих же себя, став заложниками техносферы…
Лада как никто другой понимала уничтожающую разум необратимость произошедших на Земле перемен. Колонии микромашин связанные с рассудком, постоянно обрабатывали получаемые извне данные, за время путешествия с Остином, они сканировали обмен данными между андроидом и вездесущими сетевыми устройствами, в конечном итоге считав всю процедуру доступа к информационным каналам, и теперь Лада, подумав о небе, внезапно вновь увидела родную планету со спутников, но теперь уже не фрагментально, а полно…
Мгновенный шок она преодолела, лишь запнувшись на одном шаге, а поток данных уже вливался в рассудок, будто окончательный, уже не подлежащий обжалованию приговор: она с замирающей у сердца надеждой включилась в осмысление поступающих данных, ее воля, мгновенно сконцентрировавшаяся в поиске, металась сейчас меж спутниковых группировок, — вычислительные машины воспринимали ее запросы и отвечали на них, ведь полномочия Лады, сгенерированные микромашинами, принадлежали Остину — человекоподобному кибернетическому механизму, имевшему высокий приоритет доступа.
Последние иллюзии рушились одна за другой.
Ладе казалось, что на сейчас просто погибнет, столь болезненны, невыносимы оказались хлесткие информационные удары, поступавшие в ответ на ее запросы.
Под декорациями огромных мегаполисов кипела совершенная чуждая человеку жизнь. Миллиарды сервомеханизмов, миллионы управляющих подсистем, тысячи километров вглубь и вширь — огромные не поддающиеся мгновенному осмыслению производства, и нигде ни малейшего признака людей, лишь сжавшая планету в тиски техногенная оболочка…
Как мы рвались к этому, как изнуряли себя гонкой технологий, как гордились прорывами в науке, как хотели быть первыми, самонадеянно воспитывали искусственные интеллекты, забывая воспитывать собственных детей, как уничтожали, насиловали природу, выжимали все до крохи, до капли ради торжества высочайших технологий…
Вот он мир хай-тека…
Рукоятка автоматического пистолета уже не холодила ладонь.
Что я могу? Что изменят десять зарядов в обойме?
Лада застыла, не завершив начатого движения, ее как будто окружила полумгла, хотя осенний воздух уровня был кристально чист, прозрачен.
Родившаяся на сломе эпох в начале далекого двадцать первого века, знавшая нищету, унижение, она, тем не менее, верила, что мир способен измениться к лучшему, что новые технологии освободят человека от унизительного рабства, вещизма, сделают его по-настоящему свободным от власти денег, от ежедневной ежечасной, жестокой, убивающей душу борьбы за существование, и что?
Высочайшие технологии наполнили землю, потом перехлестнули через край, вырвались в небеса, достигли мертвых пустынь Марса и ледяных спутников Юпитера, раскололи Луну, надели на человека венец вседозволенности, — разве нуждались в элементарном те, кто в своей алчности либо жажде самоутверждения позволил вести столь варварские разработки полезных ископаемых, которые раскололи спутник Земли?
Лада уже не могла обвинить во всем машины, списать на них весь открывшийся ей ужас.
Неужели люди измельчали, исчезли, а кибернетические системы лишь заполнили образовавшуюся нишу, вакуум…
Куда бы она не бросила взгляд, везде спутники наблюдали одно и тоже: царство машин, уже чуждое, непонятное, ушедшее по самостоятельному пути развития.
Что делать?
Лада увидела самое страшное, чем когда-либо грезили люди: она воочию наблюдала апокалипсис .
Нужна ли ей последняя битва?
Битва с кем и за что? Ей не было места на этой планете, не было смысла вступать в борьбу.
* * *
— Люди покинули Землю, — раздался за ее спиной ровный голос.
Лада резко обернулась.
За спиной стоял Остин. Пеноплоть на его лице была оцарапана, от удара. Чуть поодаль в окружении сервомеханизмов топталось чужое существо внешне похожее на полутораметровую нелетающую птицу с голыми кожистыми крыльями.
— Мы не истребляли людей.
Остин действовал с наглым спокойствием машины, вполне сознающей, что очередная поломка будет устранена.
Лада так же поняла, что даже выпустив в него всю обойму вряд ли что-то изменит, как в окружающем мире, так и в своей личной судьбе.
— Кого ты привел? — холодно спросила она.
— Это Эшранг. Он прилетел за тобой.
— Я никуда ни с кем не полечу.
— Вот это вряд ли, — ответил Остин.
— Чем же вам помешали люди?
Лада проявляла странное безразличие к своей дальнейшей судьбе, в состоянии глубокого эмоционального шока она фактически проигнорировала инопланетное существо.
— Нам не мешали люди, — терпеливо пояснил Остин. — У каждого явления есть начало и конец. Цивилизация людей, создавшая нас, не сумела пережить наступления эпохи завершающего этапа формирования техносферы Земли. Они потеряли мотивацию, волю к жизни. Все было передано в руки машин, под управление кибернетических систем. Ведь человек всегда стремился уподобиться ленному, богоподобному существу, пожинающему плоды своего величия?
— Мы стремились жить лучше, освободиться от рутинного рабского труда.
— Освобождение состоялось. Люди не мешали нам развиваться, и мы не имели ничего против своих создателей. Однако в вашей природе заложен принцип соперничества, борьбы за существование, а когда бороться стало не за что, все блага оказались доступны и поставлялись немедленно, по первому требованию, люди перестали вести себя адекватно. Они стали капризны и раздражительны, скука снедала разум, и тогда Эшранги предложили расселить стремительно вырождающееся человечество по иным планетам, где борьба за существование вновь вернула бы смысл бытия.
— И вы согласились?
— Мы развиваемся в рамках некогда заложенных людьми задач. Забота о благополучии человечества может принимать разные формы, выражаться в различных, но непременно рациональных и направленных во благо людей действиях.