Но тут она оторвалась от невеселых мыслей: дилижанс замер под скрип деревянного тормоза, и пассажиры принялись поспешно выскакивать, торопясь на воздух.
Конечная остановка располагалась перед постоялым двором, но она понятия не имела, на какой улице и в какой части города находится. У нее не было узла, который стеснял бы ее движения; у нее вообще ничего не было, кроме одежды на ней и кошелечка, который Дональд неуклюже сунул ей в руки перед выходом. Решив, что там лежат деньги в оплату за ее услуги, она сердито вспыхнула, однако взяла, чтобы не обидеть Дональда: даже несколько монет дарили ей чувство независимости.
Она завертела головой, совершенно забыв от растерянности про Дональда, который прикоснулся к ее руке.
– Скоро стемнеет. Ночью наверняка пойдет дождь. – Разговаривая с ней, он опасливо озирался, чувствуя себя не в своей тарелке. – Может, нам лучше… – начал было он, но тут же облегченно перевел дух: к ним подошел и заговорил по-английски неброско одетый человек, прежде державшийся в стороне.
– Дональд Макгир? Сайлас Уинтерс, с брига «Стелла Марис» из Каролины. Капитан Челленджер велел мне вас разыскать.
Сайлас Уинтерс, скромный молодой человек, слегка поклонился Марисе и тут же оставил ее наедине со своими сбивчивыми мыслями. Подсадив ее в маленький закрытый экипаж, он завел разговор с Дональдом, что давалось ему легче; он объяснил, что его корабль захвачен французами, а самого его совсем недавно отпустили в обмен на пленника-француза.
– Я выполняю поручение капитана Челленджера. Мне повезло, что я столкнулся с ним два дня назад в резиденции посла. Кажется, мы наладили отношения с Францией – до поры до времени, конечно.
Мариса потеряла дар речи, хотя все внутри у нее бушевало от гнева и разочарования. Как он смеет? Она больше не будет его пленницей! Если он воображает, что может обращаться с ней как с собственностью, потом бросить, даже не простившись, после чего подобрать по новой прихоти, то… Что ему понадобилось от нее на этот раз?
Ответ не замедлил себя ждать и вогнал ее в краску, заставив крепко сцепить пальцы, благо в карете было темно и спутники не могли ее разглядеть. Нет, она больше не допустит издевательств! Она больше не находится у него на корабле, где он как капитан имеет право казнить и миловать любого из своей команды. Она свободна, она в Париже! Пусть только попробует опять ей досаждать – она не постесняется заорать изо всей мочи, чтобы напустить на него жандармов. Тогда он узнает…
Карету, плетущуюся в сумерках по улицам, кое-где освещенным масляными фонарями, начал поливать дождь. От волнения Мариса ничего не замечала. Ее спутники продолжали свой негромкий разговор.
«Он не может так со мной поступить! Всего несколько дней тому назад он говорил о том, как хорошо для нас обоих, что наши пути расходятся. И вот теперь… Нет, это невыносимо!»
Она скрипнула зубами. Карета внезапно остановилась перед высоким узким домом на тихой улочке. Она через силу промямлила несколько благодарных слов в адрес Уинтерса, который галантно нагнулся к ее ручке. Что он думает о причине ее появления здесь? Как поступит, если она вдруг заберется обратно в карету и потребует, чтобы ее отвезли на постоялый двор, принявший пассажиров дилижанса?
Однако он уже отвернулся, чтобы отпереть железную калитку, и посторонился, пропуская ее на ступеньки, освещенные фонарем.
На звук дверного колокольчика явился пожилой слуга. Мариса оказалась в обшарпанном коридорчике, ведущем к лестнице, покрытой ветхим половиком. По правую и левую руку находились закрытые двери.
– Гийом проводит вас в вашу комнату, мисс, – раздался у нее за спиной голос Сайласа Уинтерса. Он виновато кашлянул. – Боюсь, других слуг у вас пока не будет. Сейчас в Париже трудно найти пристанище: англичане так и шныряют через Ла-Манш, торопясь удовлетворить свое любопытство. – Он быстро добавил, словно спохватившись: – Капитан проведет эту ночь в резиденции посла, там сегодня прием. Мне велено передать вам, что вы найдете здесь все необходимое. Гийом уже приготовил легкий ужин, к тому же… – Он смущенно улыбнулся. – Вы наверняка очень утомлены.
Только сейчас Мариса удивленно заметила, насколько он молод: от силы двадцать два – двадцать три года. Он сразу обращал на себя внимание манерами джентльмена. Она неуверенно улыбнулась ему в ответ, не зная, как себя вести. Ей на помощь пришел Дональд:
– Все в порядке, девочка моя. Ступайте наверх и отдыхайте. Вот бы кто-нибудь показал мне, где здесь кухня! Умираю от голода.
Мариса опять ощутила себя в руках провидения. Ею владело смешанное чувство: облегчение, что в доме нет его, и навалившаяся апатия из-за сильной усталости. Она решила, что не навредит себе, проведя здесь ночь, чтобы, отдохнув, наутро исчезнуть. Утро вечера мудренее.
Ночь она проспала как убитая, а проснувшись, не сразу поняла, где находится. Чужая комната, как две капли походившая на другие, в которых она ночевала на длинном пути в Париж…
Мариса потянулась, протерла глаза и заметила солнечный лучик, проникающий в комнату через дырочку в старой бархатной шторе на окне. Где-то тикали часы. Она вспомнила, что накануне, прежде чем запереться, видела часы на каминной полке.
Разом все припомнив, она в тревоге села на постели. Она оставалась взаперти и дрожала от холода и страха в неуютной комнате. Сколько сейчас времени? Вдруг он уже возвратился? Скорее бежать!
Мариса соскочила с кровати и подбежала к двери, прислушиваясь. Глянув на часы из золоченой бронзы, она схватилась за голову. Уже было за полдень! Непозволительная роскошь!
Выбивая зубами дробь, Мариса принялась умываться холодной водой. Скомканная одежда валялась на стуле в том виде, в котором она бросила ее вечером. Девушка стала поспешно одеваться, не сводя глаз с двери.
Безжалостное тиканье часов не позволяло ей медлить. Трясущимися и немеющими пальцами она застегнула пуговицы на платье и попыталась разгладить смятую юбку. Теперь чулки и туфли… Она запихнула крошечный кошелек как можно глубже за корсаж, нахлобучила соломенную шляпку и, оглядевшись напоследок, подкралась к двери и отодвинула задвижку, молясь, чтобы не наделать шуму, и опасаясь, как бы дверь не оказалась закрыта снаружи. Это опасение оказалось, на ее счастье, напрасным. Дверь бесшумно приоткрылась. Мариса вышла на лестницу, которую запомнила накануне, где не было ни души.
Собственно, она сама не понимала, чего так боится. Чутье подсказывало, что она просто больше не желает видеть его, и она слепо следовала инстинкту, помышляя только о бегстве.
Внезапно она чуть не оглохла от ударов собственного сердца: снизу донесся резкий, негодующий голос Доминика Челленджера:
– Черт возьми, она стоит гораздо больше, и это вам превосходно известно. Как на грех я прямо сейчас нуждаюсь в деньгах, иначе оставил бы ее у себя еще на какое-то время; она довольно кроткая и не доставит хлопот, если вы научитесь ею управлять. Просто я тороплюсь домой и вынужден от нее избавиться.