– Господи! – воскликнул Филип, позабыв про сдержанность.
Сочувствие, читавшееся на его красивом расстроенном лице, вызвало у Марисы желание поведать ему все – вернее, почти все. Она зачастила:
– Я жила в монастыре в Испании, но меня захотели выдать за человека, которого я никогда в жизни не видела, за… распутника. Поэтому я и сбежала, надеясь во Франции, в Париже, разыскать свою тетку, Эдме. Она замужем за англичанином, лордом… Не могу вспомнить, как его зовут! – выкрикнула она в отчаянии. – Возможно, с ним знакомы вы. Тогда я в безопасности.
– Но…
Однако она не дала ему вставить ни слова:
– А еще крестная… Ее мужа, виконта Богарне, гильотинировали, но, как я слышала, спустя несколько дней после его казни расправились с самим гражданином Робеспьером, после чего казни прекратились, поэтому… Она была так хороша собой, так добра! Я совершенно уверена, что стоит мне с ней увидеться, и…
У Филипа Синклера голова шла кругом. Рассказ девушки звучал слишком неправдоподобно. Тем не менее он не исключал, что она имеет в виду ту самую Жозефину де Богарне, которая вышла замуж за выскочку-корсиканца и стала первой дамой Франции.
– Вы говорите о своей крестной… Не припомните ее первое имя?
– Мария Жозефина Роз де ля Пажри – это ее девичья фамилия. Потом она вышла за виконта. Она была креолкой с Мартиники, как моя мать и тетя Эдме. О, месье! – От волнения она опять перешла на французский. – Неужели вы догадываетесь, о ком я говорю? Она до сих пор живет в Париже?
Остаток этого дня, начавшегося из рук вон плохо, больше напоминал сон; Мариса чувствовала, что судьба, прежде такая немилосердная, наконец-то сжалилась над ней.
За последующие четыре часа она обрела не только крестную, но и тетку. Это счастье стало возможно только благодаря стараниям красавца англичанина Филипа Синклера, который, выслушав ее рассказ, не теряя ни минуты, помчал ее прямиком в Мальмезон, где в тот момент проживала супруга первого консула Франции.
Прошло немало времени, прежде чем Мариса, еще не полностью придя в себя, осознала свое счастье. Видимо, Господь в конце концов даровал ей прощение.
Ее крестная, подруга детства матери, оказалась женой самого Наполеона Бонапарта, человека, завоевавшего почти всю Европу! Тетушка, графиня де Ландри, воспользовалась хрупким миром, чтобы посетить Францию. Она как раз находилась в Мальмезоне, у своей давней подруги, когда в ворота влетел молодой англичанин, которого она помнила по Лондону.
С этого момента вся жизнь Марисы перевернулась. Перемена была настолько разительной, что она никак не могла поверить в реальность происходящего. Словно по волшебству она, неимущая сирота, превратилась в модную даму в нарядах от знаменитого кутюрье Леруа, за прической которой ухаживала служанка. Ее подружкой была теперь дочь Жозефины Гортензия, которую она помнила с детства; сам Наполеон обращал на нее внимание и трепал на ходу по щеке.
Какое преображение! Зеркало подсказывало ей то, о чем не могли высказаться окружающие: она перестала быть дурнушкой, каковой всегда себя считала. С модной прической, перехваченной золотой диадемой, в прозрачном муслиновом платье с золотым и серебряным шитьем, она теперь не уступала самым блестящим из сверстниц и притягивала к себе взгляды кавалеров. Только ее тетушке и крестной была известна во всех подробностях история ее появления в Париже, однако даже им она не открыла имени своего обидчика.
Они не стали настаивать, и Мариса, купаясь в любви и ощущая себя в полной безопасности, несколько недель наслаждалась роскошью и вниманием к себе. Внезапность ее появления во Франции не вызывала подозрений: поскольку она находилась под опекой первого консула, то никто не смел открыть рот. Крестная Жозефина и тетя Эдме ограничивались короткими замечаниями, из которых следовало, что девушка провела почти всю жизнь в испанском монастыре, после чего приехала к родне.
Ее домом стал Мальмезон. Тетушка Эдме, моложавая и по-прежнему привлекательная, играючи знакомила ее со светскими правилами.
Мариса ни минуты не сидела без дела. Уроки флирта и танца сменялись уроками верховой езды, географии, истории, философии. Мадам де Сталь и ей подобные ввели в моду умных женщин – по крайней мере во Франции. В Англии женщину, осмелившуюся высказать собственное мнение или вступить в спор, обзывали «синим чулком». Об этом Марисе удрученно поведала тетя Эдме.
– Представляю, как ты страдала, деточка, сидя взаперти в монастыре, в окружении одних монахинь! Неудивительно, что тебе захотелось сбежать. Ты еще не готова к этому разговору. Я тоже чувствовала себя в Англии как в тюрьме, пусть несколько по-другому. Ведь женщины там только и делают, что жеманятся и сплетничают, зная свое место. Как я тосковала по Парижу!
Судя по всему, тетя Эдме была не совсем счастлива в браке, имея пожилого мужа, всегда окруженного врачами; Господь не дал супругам детей.
– И все же, – добавляла Эдме со смехом, – наверное, я должна считать себя счастливицей. Муж позволяет мне жить по-своему, при условии соблюдения осторожности, конечно. Надеюсь, я не шокирую тебя своей откровенностью? К тому же он богат…
Мариса уже уяснила, что среди всех этих нарядных и праздных замужних дам, вращающихся в высшем свете, редко какая не имела любовника – в настоящее время или по крайней мере в прошлом. Даже Жозефина к моменту знакомства с Наполеоном была любовницей Поля Борраса.
Таково было ее новое окружение. Какой же наивной она казалась в сравнении с великосветскими львицами! У нее не было никакого опыта, несмотря на неприятное прошлое, которое она всеми силами старалась забыть.
Марису еще не представили парижскому свету, однако она неплохо себя чувствовала и в относительной изоляции Мальмезона. К тому же ее будни скрашивал Филип, которому, невзирая на его подданство, разрешалось ее навещать, что он и делал почти ежедневно.
Несмотря на недавно заключенный мир, ни для кого не составляло секрета, что первый консул терпеть не мог англичан, которых он презрительно называл «нацией лавочников». До Марисы доходили слухи о бесчисленных заговорах роялистов против Республики, деньги на которые давали англичане. Английская знать зачастила через Ла-Манш, снова, как прежде, наслаждаясь Францией и удовольствиями континентальной Европы, в результате чего не находилось места, куда бы не проникли их шпионы.
Однако, как ни странно, огромные золоченые ворота замка Мальмезон не были преградой для Филипа Синклера, которого никогда не задерживали несшие службу в трехцветных сторожевых будках разряженные гусары. Мариса догадывалась, что здесь не обошлось без стараний Жозефины, которая была исключительно добра к ней с первой минуты ее неожиданного появления и почти удочерила.
От частых встреч с господином Синклером ее первое впечатление о нем не изменилось. Он по-прежнему оставался красивейшим мужчиной, какого ей когда-либо приходилось видеть, с превосходными манерами. Они прогуливались по аллеям, усаженным цветами, иногда присаживаясь отдохнуть у журчащих прохладных фонтанов сада Жозефины.