— Не думала, что и вы такое же животное, — пробормотала она сухими, растрескавшимися губами.
Его рука замерла на пуговицах. Что-то вроде раскаяния отразилось на лице, но надежды Анжи испарились, когда он пробормотал:
— Не в моих силах спасти тебя.
— Но вы могли бы, если бы захотели.
— Нет. Ты останешься жить. Разве этого недостаточно?
— А если бы такое сделали с вашей матерью или сестрой? Для вас было бы достаточно, что они живы?
Он заколебался, но один из мужчин что-то резко бросил и снова запустил пальцы в ее лоно.
— Не слушайте его, — изнемогая, попросила она, но он покачал головой. И Анжи поняла: спасения нет.
Ее опозорят, изнасилуют, загрязнят, и она не сумеет их остановить. Чужие пальцы вновь неумолимо раскрывали ее бедра. Анжи крепко зажмурилась и выплеснула в громком крике свой ужас и страдания. Жалобный вопль, похожий на вой койота, наполнил воздух душераздирающей тоской.
Не успел ветер унести последние отзвуки ее крика, как оглушительный взрыв вырвал девушку из цепких лап, и Анжи растянулась на камнях. За первым выстрелом последовал второй. Бандиты было метнулись к оружию, но тут же замерли, когда из-за ближайшего валуна показались несколько человек. Один выступил вперед и, взмахнув ружьем, заговорил с похитителями на их языке, издавая странные грудные звуки. Анжи, кое-как присмотревшись сквозь спутанный занавес волос, увидела индейца, совсем голого, если не считать набедренной повязки, обнажавшей длинные ноги. Молнии, нарисованные белой краской, избороздили его лицо, придавая незнакомцу такой же свирепо-дикий вид, как у его сородичей.
Может, эти новые негодяи решили отобрать добычу у старых?
Она поднялась на четвереньки, упираясь пальцами ног в подвернувшийся булыжник и дожидаясь возможности сбежать. Мужчины долго спорили, пока тот, что с ружьем, не выпалил снова. Пуля ударила в скалы над головами его противников, послав вниз дождь мелких осколков.
Девушка непроизвольно сжалась, ожидая, что следующая пуля будет предназначена для нее. Все ее пилы сосредоточились в одном порыве: нужно скрыться, и пусть они хоть поубивают друг друга!
Она старалась незаметно отползти вбок. Пятки скользили по гальке и глине. Если бы только она не осталась совсем голой, наверняка бы не чувствовала себя такой беззащитной и слабой!
Но тут ее вновь схватили за волосы, потянули назад и бесцеремонно толкнули к большому валуну. Слезы поражения заскользили по ее щекам, и Анжи плотно сжала губы. Нет, она не доставит им удовольствия мольбами о пощаде! Она уже сообразила, что все призывы к милосердию только забавляют их, и если не сможет изменить свою судьбу, по крайней мере хотя бы умрет достойно.
Приготовившись к худшему, Анжи подняла голову, но, к счастью, индейцы все еще продолжали спорить из-за нее. Может, они все-таки начнут перестрелку и в суматохе ей удастся улизнуть?
Дрожа от холода и страха, она скорчилась под нависшим карнизом, не обращая внимания на то, что острые камешки больно впиваются в колени. Мужчина с ружьем что-то приказывал своим соратникам.
Еще несколько минут, и обе стороны, очевидно придя к взаимному соглашению, успокоились, и Анжи съежилась при виде того, как раскрашенный индеец отбросил ружье и вытащил длинный острый нож.
Мужчина, собиравшийся изнасиловать ее первым, выхватил свой, не менее устрашающий, а остальные образовали круг, подбадривая противников криками. Анжи пыталась отвернуться, но не могла и широко раскрытыми глазами наблюдала, как они медленно двигаются по импровизированной арене, то наступая, то отступая. В блестящем металле отражался огонь костра, рассыпаясь множеством искр на остро наточенных лезвиях.
Волосы насильника были длинными и жирными. Более короткие пряди его соперника перехватывала полоска кожи, повязанная вокруг головы. Во всем остальном они казались неотличимыми, особенно когда сошлись в молчаливой смертельной схватке: сцеплялись, расцеплялись, обходили друг друга, лишь изредка отпуская издевательские, судя по тону, реплики. Кровь текла ручьями по бронзовым голым торсам.
Несмотря на неотвязный страх, Анжи постепенно увлеклась этим необычным, захватывающим, хотя и жестоким зрелищем. Оба напряжены, как сжатые пружины, жаждущие высвободиться, но осмотрительность берет верх: в таком деле торопливость смерти подобна.
Наконец один из мужчин рванулся вперед, и кончик ножа мелькнул подобно змеиному жалу, чтобы снова напиться крови.
В наступившей тишине слышалось лишь тяжелое дыхание дерущихся. Они сцепились в который раз, и тут похититель вдруг с каким-то странным неверящим выражением отступил, замер на миг и медленно повалился на колени. Второй оседлал его, и не успела Анжи крикнуть, как его нож вонзился в податливую плоть.
Давясь рвотными спазмами, Анжи спрятала лицо в ладонях. Что же теперь будет с ней? Отдадут победителю или изнасилуют? Или убьют? Ведь несмотря на то что ей пообещали жизнь, новая шайка явно взяла верх над старой!
Она осторожно подняла голову. Размалеванный индеец все еще стоял над своей жертвой, широко расставив ноги, всем своим видом вызывая на бой очередного соперника. Но никто не принял вызова, хотя мужчина, давший ей одеяло, что-то глухо пробормотал. Победитель кивнул, сунул нож в чехол и, выпрямившись, неторопливо направился к Анжи. Она со страхом сжалась. От запаха свежей крови и зверств, свидетельницей которых она стала, ее тошнило.
— Нет! Не смей притрагиваться ко мне… О Боже, уж лучше убей сразу, чем это…
Она попыталась схватиться за его нож, но он ребром ладони ударил ее по сразу онемевшим пальцам. Паника перевесила доводы разума, и Анжи принялась бороться с ним, не боясь смерти, скорее наоборот, надеясь на быстрый конец.
Выплевывая ругательства на испанском, французском и английском, она сопротивлялась что было сил, но он только посмеивался, отражая каждый бесплодный удар с почти пренебрежительной легкостью. Девушка стала уставать. Воздуха не хватало, но страшнее всего было омерзительное сознание собственной беспомощности. Она вцепилась было ему в глаза, но он грубо вывернул ее руку, так что Анжи упала на колени. Индеец что-то издевательски прохрипел под хохот остальных и, подняв ее на ноги, прижал спиной к своей окровавленной груди. Анжи дернулась, но индеец распластал ладони на ее голом торсе и что-то объявил остальным. Те дружно кивнули.
Он, разумеется, предъявил на нее права, и сквозь дымку страха и безнадежности Анжи подумала, что обречена на самое худшее в руках этого грязного дикаря, который сражался и убил своего собрата за ценный приз — возможность взять пленницу первым.
И хотя разум твердил о необходимости подчиниться, потому что повиновением часто добьешься большего, чем сопротивлением, она принялась инстинктивно вырываться, когда индеец потащил ее к зарослям полыни на краю лагеря, где было не так светло.