Глядя на свое отражение, Джинни нахмурилась. Если бы рот у нее был поменьше, а лоб повыше! Все же она не так уж плоха, многие даже считают ее красивой! По крайней мере ушки у нее маленькие, а модные прически позволяют их показывать!
Перед отъездом из Европы Джинни проколола уши и сейчас надела любимые серьги — крохотные кусочки нефрита в филифанной золотой оправе, принадлежавшие матери.
Отвернувшись от зеркала, Джинни порывисто подбежала к окну и отодвинула шторы. Вчера они приехали затемно, а днем под ярким солнцем все выглядит по-иному.
Волна жаркого воздуха ударила в лицо. Улица была словно окутана дымным маревом. Ни малейшего ветерка. Наверное, в этот час все стараются не выходить на улицу. Лошади, привязанные к столбам, вкопанным вдоль улицы, опустили головы; несколько оборванцев курили на крыльце салуна, находящегося напротив гостиницы, или играли в кости.
Джинни рассказывали, что Сан-Антонио — многолюдный, оживленный город. Но сегодня он казался вымершим, спокойным и безлюдным.
До Джинни донеслись голоса.
«В этом городе легко подслушивать», — ехидно подумала она — мужчины говорили слишком громко.
— Он в салуне, Барт. Пьет с этим своим ублюдком-полукровкой с самого утра. Хочешь, чтобы я поторопил его?
Любопытство заставило Джинни осторожно высунуться из окна. На тротуаре стояли три человека, явно не подозревавшие о ее присутствии. Один высокий, худой, одетый как уроженец восточных штатов, — темный костюм и модная шляпа. На его собеседниках была обычная одежда жителей Запада.
Человек, которого называли Бартом, снова заговорил:
— Вы узнали, кто он?
— Нет. Называет себя Уитейкером, прибыл с этим караваном из Луизианы, все точно.
— Вид у него… носит револьвер, совсем как наемник. Не похож на проводника. Никто не знает наверняка, но я слышал, как один человек говорил, будто бы он служил охранником у «Барлоу и Сендерсона». Вроде выполнял всякие деликатные поручения.
Барт издал странный короткий звук, могущий сойти за смешок:
— Я тоже, Эд. И припоминаю, что видел его раньше, только вот имя было другое. Правда, в конторе шерифа нет объявлений о его поимке, но, клянусь, за его голову назначена награда.
— Значит, ты ее и получишь, Барт. Лучше тебя никто не владеет оружием, уж это точно. Думаю, он тоже знает это. Вчера ты прямо напрашивался на драку, а он словно бы не замечал.
Голос одетого в черное незнакомца неожиданно зазвучал резко и зловеще:
— Мистеру Кейси не понравилось, что он перегнал эти фургоны через реку до того, как его стадо успело переправиться. А мне лично просто не по душе, как он себя держит!
Ты передал ему мой вызов. Том?
— Конечно, Барт. Ты же видел, как я туда зашел. Может, он улизнул через заднюю дверь — побоялся встретиться с тобой.
— Ему еще меньше понравится, если я сам приду.
Джинни стояла, боясь шевельнуться, : губы внезапно пересохли, сердце забилось сильнее.
Тот, кого они ждали, был одним из собеседников прошлой ночью. Что за совпадение! Но эти люди считали, что он боится. По его тону было не похоже! Джинни вспомнила холодную уверенность в голосе, когда он сказал, что убьет Хейнса. Это, должно быть, тот, кого называют Бартом.
Что теперь будет? Дуэль? Джинни знала, что должна закрыть окно. Но болезненное любопытство и возбуждение лишали сил. Она еще никогда не видела, как дерутся на пистолетах, хотя отец сказал, что здесь это вполне обычное явление. Кроме того, пока она в безопасности. Когда же он выйдет из салуна? Неужели сбежал?
Какой-то инстинкт подсказал Джинни: эти трое, напоминающие стервятников, — убийцы. Они будут выжидать, пока незнакомец не выйдет на улицу и не будет убит.
И хотя Джинни не могла видеть смерть, что-то удерживало ее у окна.
С пугающей внезапностью двери салуна распахнулись.
Двое вышли и остановились на крыльце.
— Убей его сейчас, Барт, пока его глаза не привыкли к солнечному свету, — настойчиво сказал один, стоявший на улице. Но одетый в черное мужчина тихо, пренебрежительно рассмеялся:
— Ни к чему. Пусть будет честный поединок. Хочу, чтобы он видел, что я оказался проворнее.
Чувство нереальности происходящего охватило Джинни.
Она словно оказалась в театре, и актеры вот-вот выйдут на сцену.
Человек, которого называли Уитейкером, шагнул на тротуар; его спутник держался чуть сзади. На Уитейкере была широкополая черная шляпа, заслонявшая лицо. Черная кожаная короткая куртка была надета поверх темно-красной рубашки, узкие брюки заправлены в высокие сапоги. Револьвер в кобуре свисал с пояса. Он стоял в небрежной позе, только рука, казалось, почти касается рукоятки револьвера.
В воздухе явно чувствовалась напряженность. Зеваки на крыльце поспешили убраться, мужчины, стоявшие небольшой группкой на другом конце улицы и занятые разговором, замолчали и обернулись.
Человек, которого называли Бартом, вышел на середину мостовой. В его слегка гнусавом голосе звенело презрение:
— Не очень-то ты спешил, Уитейкер. Если это, конечно, твое имя. Я уже думал, придется идти за тобой.
Стройный темнокожий мужчина, спутник Уитейкера, широко улыбнулся, под тонкими усиками блеснули белоснежные зубы. Прислонившись к стене салуна, он принялся свертывать сигарету, говоря:
— Поторопись, приятель! Не забывай, нам еще нужно допить все, что осталось!
Один из собеседников Хейнса нервно рассмеялся, но Уитейкер только пожал плечами и, шагнув вперед, медленно направился к противнику, поднимая крошечные облачка пыли. Джинни против воли отметила почти кошачью грацию, с которой он двигался. Почему он не останавливается?
Было нечто зловеще-опасное в том, что он продолжал идти так спокойно, высокомерно. Хейнс; казалось, почувствовал это и насторожился:
— Черт возьми! Что ты о себе возомнил?
— Хейнс, я гуляю. Ты передал, что у тебя есть ко мне дело. Начинай.
Тон Уитейкера был мягок и почти безразличен, словно говорящему было все равно, но он продолжал идти, и расстояние между противниками все сокращалось. Раньше Джинни считала, что из этих двоих Барт опаснее, но сейчас изменила мнение. Очевидно, Хейнс тоже понял это. Уитейкер напоминал пантеру, преследующую добычу.
Пробормотав неразборчивое проклятие, Хейнс отступил назад и вбок; рука метнулась к револьверу.
Только потом Джинни сообразила, что Уитейкер тоже не терял времени. Неожиданно прогремели три выстрела, слившиеся в один непрерывный грохот. Оружие выпало из пальцев Хейнса, который даже не успел прицелиться. Он рухнул на грязную мостовую, отброшенный безжалостными пулями, врезавшимися в тело.