Поглаживая усы, Гаррис Фелпс внимательно наблюдал, как Гарольд Брайтман вводил Анну в состояние гипноза. Он был слишком хорошо воспитан для того, чтобы грызть ногти, но и без этого его нервозность была совершенно очевидна. Предусмотрительно заперев дверь, он продолжал внимательно смотреть на экран. Интересно, сможет ли он действительно вернуть ее в прошлое? И как далеко?
Голос помогал, направлял, уводил ее все дальше и дальше. Анна постепенно погружалась в глубины сна. Она снова убегала. От океана, от огромной приливной волны, которая стеной поднималась за спиной и закрывала небо. Босые ноги тонули во влажном песке, и каждый шаг давался с большим трудом. Бежать! Быстрее бежать! Ты должна сказать им… Ты обязательно должна…
– Сказать им что, Анна?
Казалось, что Анна спала, но вдруг ее голова беспокойно заметалась по высокому подголовнику кресла.
По бледным щекам потекли слезы, и сквозь всхлипы послышалось:
– О ней… Она там… Плавает…
Она делала что-то, чего нельзя было делать… Что-то запретное. Ее же предупреждали, чтобы она не спускалась в пещеры, что их может залить приливом. Но ведь это несправедливо, что в такой чудесный день ей нельзя спуститься на пляж! Она боялась скал, но в пещерах было так уютно, так прохладно. И мама совсем рядом – на другом конце пляжа. Конечно, она ее немного поругает, но потом, наверняка, позволит остаться.
Теперь она не бежала, а спокойно шла, представляя себя принцессой-индианкой. Жаль только, что волосы у нее не черные, а совсем светлые, как у мамы. Но какое это имело значение в мире ее фантазий? Она может все – стоит только захотеть. Голос повторял ей это снова и снова. Она должна во всем слушаться Голоса. Нужно только забыть о том, что ее ноги затягивает все глубже и глубже. Ей не хотелось идти дальше. Потому что теперь она слышала и другие голоса. Злые и громкие, они врывались в спокойный шум волн.
Эти голоса стали началом всего плохого и страшного в ее жизни. Черная приливная волна закрыла солнце. Нет! Она не хочет об этом вспоминать… Не может об этом вспоминать!
– Нет, нет, нет! Я не могу… Пожалуйста, не заставляйте меня! – теперь ее голос сорвался на крик, и она чуть не вышла из состояния транса.
Пульс бешено колотился, и Брайтман начал тихо говорить слова утешения и поддержки, до тех пор пока дыхание Анны вновь не стало ровным и спокойным.
– Все в порядке, Анна. Все в порядке. Можешь возвращаться. Но в следующий раз ты обязательно вспомнишь все до конца. Ты не будешь больше бояться. Все станет гораздо легче.
Легче… С каждым разом ей будет все легче и легче. Брайтман сосредоточенно нахмурился. Конечно, можно было бы дать ей пентотал натрия для стимуляции памяти, но на данной стадии это слишком рискованно. Она только-только начала доверять ему, и упоминание о наркотике могло отпугнуть ее. Какими бы ни были эти заблокированные воспоминания, она была еще не готова к их восприятию. И пытаться понукать ее – слишком опасно.
Конечно, найти тело собственной матери – достаточно сильная травма для семилетнего ребенка. Но только ли в этом дело? Не скрывала ли ее память еще чего-то? Чего-то такого, что мозг отказывается воспринимать? Брайтману хотелось открыть эту тайную дверцу ее подсознания. И он обязательно сделает это – нужно только набраться терпения.
А тем временем, окончательно завоевывая ее доверие, он поможет ей разобраться с нынешними проблемами. Не Ив Плейдел и не Гаррис Фелпс, а он – Гарольд Брайтман – сделает из нее актрису… Конечно, глупо так тешить собственное тщеславие, но ведь на его счету феноменальные успехи, которых он добивался со спортсменами: участниками Олимпийских игр, теннисистами и даже чемпионами по гольфу.
Он проверил работу магнитофона – все было в порядке. Хотя сам Брайтман предпочитал делать письменные записи во время сеансов с пациентами. Ему не нравилось слово «пациент». Люди, с которыми он имел дело, не были больными. Просто в их сознании возникли какие-то блоки, которые мешали им нормально жить. И он помогал от них избавиться, обрести целостность.
Анна Мэллори обратилась к нему, потому что хотела преуспеть как актриса. И он обязательно ей поможет. Это будет несложно. Главное для нее – поверить в свое сходство с Глорией, и она будет входить в роль так же легко, как это делают дети во время игры.
Было невыносимо душно. Солнце раскалило просторный внутренний дворик, а огромные софиты делали жар еще более нестерпимым. Анна вся взмокла от пота, который уже насквозь пропитал тесный корсаж и многочисленные нижние юбки, которые Ив, с его страстью к исторической достоверности, заставил ее надеть. И тем не менее она дрожала.
Было бесполезно повторять себе, что это всего лишь нервы; она не могла сдержать неистового биения сердца и избавиться от тяжелого комка, который стоял в горле и мешал дышать. Строчки сценария плясали перед глазами и казались совершенно бессвязными. Слава богу, что в этой сцене у нее мало слов! И они не так уж и важны. Анна попробовала сосредоточиться на том, что незадолго до этого говорил ей Ив. Он был, как всегда, добр и терпелив.
– Главное, чего я хочу добиться от тебя в этой сцене, – это эмоциональный отклик. Слова, если ты их запомнила, придут позднее сами собой. Кроме того, у нас есть таблички с титрами, если понадобится. Что же касается всего остального, то представь себе, что ты по-прежнему модель и выполняешь указания фотографа: «ты счастлива», «ты задумчива» и тому подобное. Я буду фотографом, а ты будешь выполнять мои указания, – он улыбнулся и слегка потрепал ее по щеке. – Не волнуйся, petite. От тебя требуются всего лишь естественные реакции на происходящее. Избалованный ребенок из богатой семьи впервые сталкивается лицом к лицу с мерзостью, болью, разочарованием и страхом. Представь себя на ее месте и позволяй всем эмоциям отражаться на лице. Все остальные тебе помогут.
Но беда в том, что Анна совершенно не могла сосредоточиться на добрых напутственных словах Ива. Она ни на секунду не забывала о том, что Уэбб находится рядом, в этой же самой комнате. Что он, развалившись, сидит в кресле, вытянув ноги в тяжелых ботинках, и наблюдает за ними со скучающим и циничным видом.
Почему он так явно выражает свое пренебрежение к ней? Ведь ей хочется работать с ним не больше, чем ему с ней. Но что делать? По крайней мере, она отступать не собирается. Чего ради?
И все же Анна не могла справиться с раздражением. Уэбб умышленно игнорировал ее. Он улыбался Саре, шептал ей что-то на ухо. Она улыбалась в ответ и гладила его руку. Анна не могла не замечать, как улыбка совершенно преображает его лицо, прогоняя угрюмость и прорезая лучистые морщинки в углах глаз и губ. И она не могла избавиться от мысли, что когда-то эта улыбка была предназначена ей.
Они собирались в жаркой маленькой комнатке для короткого прогона предстоящей сцены. Это было тяжелым испытанием для Анны, которая в присутствии двух профессионалов особенно остро ощущала свою неумелость.