— Титус? — позвала она, содрогнувшись. — Что с тобой? Ты смотришь на меня так странно… словно ты превратился в… в зомби или что-то в этом роде.

Титус стряхнул с себя оцепенение и хищно улыбнулся сестре:

— Не в зомби, сестричка, дорогая. В вампира…

Он наконец-то сообразил, как действовать дальше. Вообще-то сама Пандора подсказала ему выход. Добыть свежую кровь будет очень просто. Теперь надо сосредоточиться на двух оставшихся пунктах списка.

— Что ты делаешь? — спросила Пандора, заглянув к нему через плечо, прежде чем он успел отключиться от компрометирующего сайта. — Это что — очередная игра? Diy-clones? Тебя не бесит, когда люди нарочно пишут с ошибками?

— Есть немного, — пробормотал Титус, почти не слушая сестру. Он лихорадочно пытался покинуть сайт, пока Пандора не успела разглядеть что-нибудь, противоречащее ее уверенности в том, что брат играет в очередную компьютерную игру. «Единственный способ — отвлечь, — подумал он, заметив, что она прищурилась, пытаясь прочитать текст на экране лэптопа. — Отвлечь плюс заложить основы выполнения только что созревшего плана добычи ее крови…»

Титус глубоко вздохнул.

— Пан… — начал он, небрежно откидываясь на кровать миссис Маклахлан в позе, рассчитанной не столько на достижение комфорта, сколько на то, чтобы затруднить сестре обзор монитора компьютера, — тебе не кажется, что я немного бледен? — Титус пошире раскрыл глаза, бросив быстрый взгляд на сестру, чтобы проверить ее реакцию.

— He-а. Даже отдаленно, — заявила она. — Больше того, ты раскраснелся.

— Да нет, я хотел сказать — не кажется ли тебе, что я слегка горю? — быстро поправился Титус. — Ну как если бы у меня была температура?

Пандора оставила попытки прочитать текст на экране и встала:

— Титус, о чем ты?

— Просто я немного беспокоюсь… — импровизировал Титус. — Прошлой ночью… это было так ужасно… я проснулся и обнаружил, что лежу на ступенях… не знаю, как я там оказался… ни малейшего представления.

— Возможно, ты ходил во сне, — предположила Пандора совершенно равнодушным тоном синоптика, предсказывающего снег в январе.

Удовлетворенный тем, что Пандора без труда заглотила наживку, Титус продолжал настаивать на своем.

— Но… я мог бы сотворить что угодно… оказаться где угодно, когда ходил во сне… и я бы не мог ничего с этим поделать. Я бы даже не помнил, что я натворил.

Пандора закатила глаза и шумно выдохнула:

— Не беспокойся, Титус. Ты никогда не помнишь, что сделал. У тебя познавательные способности золотой рыбки. Если бы ты был компьютером, ты бы завис, как только тебя подключили к сети…

— ЧТО?! — взревел Титус. — У меня память, будто у слона!

— Нет, Титус. — Пандора открыла дверь спальни и шагнула в коридор. — У тебя не память, будто у слона, а аппетит.

И дверь за ней с шумом захлопнулась.

QUID PRO QUO

Медленно проплыли две недели. Гостиничный счет Стрега-Борджиа раздулся в тревожную пятизначную сумму, вызвав смятение синьора и синьоры Стрега-Борджиа. За завтраком синьор Лучано с трудом разбирался в толстой пачке квитанций, отпуская горькие комментарии по поводу каждой бумажки, в то время как собравшееся за столом семейство старалось позавтракать как можно скромнее.

— Как, черт возьми, мы умудрились наговорить по телефону на четыреста восемьдесят три фунта девяносто шесть пенсов? — синьор Стрега-Борджиа помахал злополучной квитанцией перед носом жены, которая благоразумно предпочла уклониться от ответа.

Титус, припомнивший часы, проведенные в Интернете, не сумел скрыть разлившийся по щекам румянец.

— Мы здесь всего шестнадцать дней, — вещал синьор Стрега-Борджиа, обращаясь к затылкам, склоненным над столом. — Посмотрите на это — услуги прачечной: двести девяносто пять фунтов плюс НДС — нам было бы дешевле купить стиральную машину… а это — обслуживание номеров: восемьсот тридцать семь фунтов сорок два пенса — это же абсурд!

Синьора Стрега-Борджиа подняла глаза от своего тоста:

— Это еда для зверей, дорогой…

— Что такое они едят, ради всех святых? Белужью икру? Термидор из лобстера? Дикого кабана с трюфелями?

Синьора Стрега-Борджиа проигнорировала его реплику.

— Поскольку их больше не пускают в обеденный зал, бедные крошки нуждаются в элементарном комфорте.

— РАЗНОЕ! — рявкнул синьор Стрега-Борджиа, заприметив еще одну попытку подорвать тающие финансы семьи. — Только посмотрите: одна льняная скатерть — триста девяносто фунтов; десять льняных салфеток — сто пятьдесят фунтов; две корзинки для хлеба — пятнадцать сорок; повреждение стола — двести девяносто три фунта…

— Доброе утро. Все в порядке?

Синьор Стрега-Борджиа виновато поднял глаза. Управляющая отелем миссис Ффорбс-Кэмпбелл бесшумно, словно на резиновом ходу, появилась у стола и одарила семейство улыбкой, самым примечательным в которой было полное отсутствие искренности. Что касается глаз, прячущихся за полуприкрытыми веками, то их выражение было гораздо откровенней.

Пандора выронила ложку с хлопьями, та звякнула о край миски, отскочила на скатерть и катапультировала свое размокшее в молоке содержимое прямехонько на левую туфлю управляющей. Пандора издала тихий крик отчаяния, мысленно прибавив еще один пункт к сегодняшнему счету — одна розовая туфля из страусовой кожи: 200 фунтов. Она стиснула зубы и решила не извиняться — гнусная женщина была ходячей иллюстрацией истории человеческой жестокости по отношению к животным: ее блузка была продуктом сверхэксплуатации шелковичных червей, брошка из кроличьей лапки служила мрачным напоминанием о кролике с ампутированной лапкой, ковыляющем через вересковую пустошь, а замшевая юбка стоила жизни невинному ягненку. «Но почему тогда, — злилась Пандора, — отец так любезен с ней?» Столовая вдруг содрогнулась от взрыва хохота, и Пандора невольно сжала кулачки.

— Ох, Лучано, — взвизгнула миссис Ффорбс-Кэмпбелл, — вы такой юморист!

— И правда, — пробормотала синьора Стрега-Борджиа, поднимая одновременно чашку кофе и брови. — Нельзя ли мне еще кофе, миссис Ффорбс-Кэмпбелл?

О-го, Пандора зарегистрировала ледяной холодок в мамином голосе.

— Конечно, синьора, — сказала управляющая. — Я сейчас сварю свежий… сама я никогда его не пью — кофе так вреден для цвета лица.

«Один: ноль», — подумала Пандора, опасаясь реакции, которая, как знала она по опыту, могла последовать.

— Лично я, — сказала синьора Стрега-Борджиа, ни к кому в особенности не обращаясь, — предоставляю заботу о цвете своего лица безупречному генетическому наследию, доставшемуся мне от предков. — Она улыбнулась и поправила выбившуюся прядку, готовясь нанести последний удар, прямо в переносицу миссис Ффорбс-Кэмпбелл. — Со временем вы обнаружите, что хорошая наследственность всегда выигрывает по сравнению с диетами и всякими искусственными ухищрениями.