Если бы одна из старших девочек, вспыхнув от смущения, не воскликнула: «Сидни!» – Питер не увидел бы, что Сидни смотрит в упор на него. Неужели Сидни считает Гидеона и Питера недостойными достопочтенного семейства Бинг?
Питер сразу не смог сообразить, что на это ответить, а Сидни уже бросил салфетку и извинился, выходя из-за стола.
– Оставляю вас этим леди, сэр, – сказал он, резко кивнув Питеру.
«Что он о себе воображает? – подумал Питер. – И почему говорит так, будто у него во рту мячик для пинг-понга? Я не сяду рядом с ним во время поездки в Лондон».
– Пожалуйста, не обращайте внимания на нашего брата, – сказала одна из девочек Питеру. – Когда папа бывает в отъезде, Сидни считает себя главным мужчиной в доме. – Сидни всегда ужасно важничает, – добавила другая, – дома папа или нет.
На нее зашикали сестры.
– Я уверен, что Сидни не хотел сказать ничего плохого, – слукавил Питер.
Ему стало неуютно среди этих людей восемнадцатого века. Кэйт до сих пор не появлялась. Тут открылась дверь, быстро вошла Ханна и повела девочек на урок к гувернантке.
– Вы можете спокойно заканчивать завтрак, мастер Питер, – сказала Ханна. – Маленький Джек составит вам компанию, пока не появится мистрис Кэйт. Мы перерыли весь дом в поисках корсета, который пришелся бы ей впору.
– Что такое корсет? – спросил Питер Джека, когда Ханна ушла.
Джек захихикал и спрятал лицо за салфеткой.
Когда вошла Кэйт, Питер и Джек сидели за столом и кидали хлебные катышки в кувшин из-под молока. Дети двадцать первого века взглянули друг на друга и прыснули от смеха.
– Смотри, – сказал Питер, – они не нашли туфли моего размера, пришлось при белых чулках и бриджах надеть кроссовки. Глупо, правда?
Кэйт приподняла длинную юбку, под ней тоже были кроссовки. Питер покатился со смеху.
– Лакей спрашивал, что значит странное слово «кроссовки». Он предположил, что их носят в наказание.
– И что ты ответил?
– Я сказал, что он угадал – плохие дети в нашей семье должны носить такую обувь, чтобы тренироваться и стать хорошими.
– Не смеши, а то задохнусь! – Кэйт вздохнула. – На меня напялили какую-то кожаную штуку и затянули ее шнурками на спине. Мне кажется, у меня ребра сломаются.
– А, вот что такое корсет.
– Откуда ты знаешь, как это называется? – удивилась Кэйт.
– О, это всем известно, – усмехнулся Питер.
– Тут есть зеркало? – спросила Кэйт. – Интересно, как я выгляжу.
Она осмотрела комнату и увидела над камином большое зеркало в позолоченной раме. Когда она подтащила стул, чтобы встать на него, Джек пронзительным голосом заявил:
– Вы выглядите очаровательно, моя дорогая.
– Так твой папа говорит твоей маме? – спросила Кэйт, стараясь быть серьезной.
– Да, – и тут личико Джека сморщилось, и он заплакал. – Я хочу, чтобы папа вернулся домой, – всхлипывал Джек.
Кэйт обняла его за плечи:
– Я тебя понимаю.
– Сколько тебе лет, Джек? – спросил Питер.
– Пять. Я очень болен.
– Да ну? – удивился Питер. – Ты вовсе не выглядишь больным.
Джек схватил руку Питера и приложил к своей шее. Там и вправду была небольшая припухлость.
– А что, это болит?
– Нет.
– Ну, уже хорошо, – подбодрил Питер. Взобравшись на стул, Кэйт придерживала юбку и старалась удержать равновесие, пока изучала свое отражение. Ее одели в платье из мягкого зеленого шелка. На лифе, окаймленном кружевами цвета слоновой кости, вышиты розовые розочки. Волосы высоко подняты, концы прядей завиты в локоны и тщательно уложены вокруг лица. Прекрасно!
– Жаль, фотоаппарата нет – показать бы это маме, она всегда пытается заставить меня носить платья, – голос Кэйт сорвался. – Как ты думаешь, мы когда-нибудь…
– Ты увидишь маму, – быстро сказал Питер. – Мы найдем путь обратно.
Питеру не хотелось, чтобы Кэйт плакала. Кэйт кивнула и постаралась улыбнуться.
– Тебе тоже не хватает твоих родных.
– Да… но у моих мамы и папы всегда какие-то дела.
– Но ты же не чувствуешь себя одиноким? – спросила Кэйт.
– Я… могу и сам о себе позаботиться.
* * *
– Я разговаривал с вашей гувернанткой, мисс Стейн, – сказал детектив инспектор Уилер. – Она сказала, что Питер был очень расстроен в утро исчезновения.
Инспектор встретился с родителями Питера в отеле «Павлин» за ланчем. Это была его ошибка: испытывая зверский голод, он мог съесть свой стейк с картошкой, поскольку мистер и миссис Скокк отодвинули свои тарелки, даже не прикоснувшись к еде.
– Вы мне очень помогли бы, если бы припомнили свою ссору с сыном. Учитывая то, что сказала мисс Стейн, я думаю, мы должны обсудить возможность побега Питера.
Миссис Скокк с тревогой посмотрела на мужа.
– Что за ссора? – спросила она. – В чем дело?
Отец Питера сжал челюсти, стараясь сохранить спокойствие.
– У меня была встреча, которую я не мог отменить. И я… снова перенес празднование дня рождения Питера. Ему это не понравилось. Он сказал, что ненавидит меня… Не надо так на меня смотреть! Если бы не твоя работа в Лос-Анджелесе, ничего этого не случилось бы!
Миссис Скокк уронила руки на колени, опустила голову и закрыла глаза. И тогда муж накрыл ее руки своими.
– Я не то сказал. Прости. Я сам во всем виноват.
Миссис Скокк покачала головой и посмотрела на инспектора Уилера.
– Я знаю своего сына, – сказала она. – И не верю, что Питер мог сбежать. Он бывает злым, как и его отец, но быстро остывает и жалеет о своих поступках. Но он не мог сбежать. Это не в его характере. Я в это не верю.
* * *
После ланча миссис Бинг пригласила Питера и Кэйт в сад. Она объяснила, что у них существует семейная традиция – сажать дерево в честь рождения каждого из детей.
Трехмесячный Александр Бинг наблюдал за церемонией, сидя на руках у няни. Два садовника удерживали на весу небольшое вечнозеленое дерево, пока все дети бросали по комку земли в приготовленную для деревца ямку.
– Полковник попросил мистера Пауэлла из Холборна прислать нам это дерево. Я никогда не видела ливанского кедра, но мистер Пауэлл заверил полковника в долговечности и величественности этих деревьев. Он гарантирует, что дерево переживет всех нас.
– Да, – задумчиво сказала Кэйт. – Через сотни лет дети все еще будут играть в тени его прекрасных раскидистых ветвей. Они будут есть свои завтраки, прислонившись спиной к его массивному стволу. И если не испугаются быть пойманными, даже вырежут на его коре свои инициалы. Я живо вижу эту картину.