– Папа, – сказала Кэйт, – как ты думаешь, не навредит ли нашему времени то, что мы сейчас здесь находимся?
– Не знаю. Полагаю, мы это поймем, когда вернемся назад. Есть одно обстоятельство, которое меня действительно беспокоит. Помните, браконьер попал в двадцать первый век в день скачек, 26 июля?
– Да. И что же…
– Я прибыл вместе с браконьером двадцать первого – и вот что важно было бы понять: сколько браконьеров и антигравитационных аппаратов побывали здесь между 21 и 26 июля? Подумайте об этом.
Кэйт и Питер остановились и, нахмурившись, посмотрели друг на друга.
– Но ведь это невозможно! – удивился Питер.
– У меня от этого голова разболелась, – сказала Кэйт. – Это уж точно против всех законов природы, или физики, или чего-то еще…
– У меня есть лишь два объяснения, но ни одно меня не успокаивает. Первое: в эти пять дней существовали дубликаты браконьеров и антигравитационных аппаратов. Второе отсылает к гипотезе о параллельных мирах. Чтобы избежать такой временной аномалии, а именно это и случилось сейчас, Вселенная как бы расщепляется. Другими словами, возвращаясь назад во времени вместе с браконьером, я несу ответственность за создание дубликата Вселенной.
– Ты хочешь сказать, что существует Вселенная, где мы с Питером находимся в 1763 году, не надеясь вернуться назад, и существует другая, где есть ты с антигравитационным аппаратом?
– Именно так.
– Тогда то же самое произошло во время нашего прибытия сюда! – воскликнул Питер. – Была одна Вселенная, в которой Кэйт и я покинули вашу лабораторию и вернулись на ланч, и другая, в которой мы отправились назад во времени…
– Вот-вот, – сказал доктор Дайер. – Но надо выбирать – или дубликат браконьера, или дубликат Вселенной. Хотя, без сомнения, существует и другое объяснение, просто мы еще не знаем…
– Я проснусь и пойму, что все это приснилось… – сказала Кэйт.
– Хотелось бы! – улыбнулся доктор Дайер.
Доктор Дайер очень нравился Питеру, но когда они оказывались втроем, он не чувствовал себя так свободно, как наедине с Кэйт. И разумеется, присутствие отца Кэйт только подчеркивало отсутствие его отца.
Хотя они были постоянно чем-то заняты, для Питера время текло очень медленно, как во сне. Мысли о Гидеоне не оставляли его. Мальчик с нетерпением ожидал вестей от короля, корил себя за то, что его друг оказался в столь бедственном положении.
Именно в эти долгие дни ожидания они решили рассказать Сидни и Ханне всю правду о себе. Они рассказали и Джеку, но тот ничего не понял и пошел играть в кегли, которые ему подарил его дядя. Поначалу Ханна спокойно восприняла эти новости, но спустя полчаса у нее началась истерика. Однако рюмочка лучшей мадеры сэра Ричарда успокоила ее, и она заявила, что всегда находила манеры Питера и Кэйт странными, а по поводу их кроссовок сказала, что разочарована тем, какую некрасивую обувь будут носить в будущем.
Пришлось долго убеждать Сидни, что они говорят правду, поскольку тот подозревал, будто Питер хочет его одурачить. Кэйт попросила сэра Ричарда подтвердить правдивость их истории, и когда он это сделал, Сидни страшно разозлился, из-за того, что ему не рассказали все с самого начала.
– Вы что, не могли доверить мне свой секрет? Вы играли со мной, мистрис Кэйт! Вы не могли не заметить, что моя симпатия к вам возрастает день ото дня. Почему же в вашем сердце не нашлось участия ко мне? Почему вы не сказали, что мои надежды беспочвенны!
– Но я не… – пролепетала Кэйт, пораженная взрывом чувств Сидни. Он в слезах поплелся в сад и сел там на скамью.
– О милый, бедный, бедный Сидни, – сказала Кэйт, глядя на него из окна гостиной. – Я не догадывалась…
Питер, стоя рядом с ней, сказал с явной неприязнью:
– Переживет.
А доктор Дайер с улыбкой смотрел на Питера и Кэйт.
Когда Сидни вернулся в дом, сэр Ричард постарался успокоить мальчика. Ему это удалось – Сидни извинился перед Кэйт за свою вспыльчивость и сказал, что готов помочь ей во всем, чтобы она поскорее вернулась домой.
– Если получше узнать Сидни, то оказывается, он не такой уж плохой, – заметила Кэйт, когда Сидни отошел от них.
– Наверное… – согласился Питер. Вечером 31 июля все собрались в гостиной сэра Ричарда в Линкольн-Инн-Филдс. Надо было решить, ехать ли на следующий день в Тибурн, чтобы быть свидетелями того, как повесят Гидеона.
Они разговаривали до поздней ночи. Даже если король помиловал Гидеона, посыльный ведь может просто опоздать. Все пришли к единому мнению: они не допустят, чтобы Гидеон умер в одиночестве. Они его не покинут. Они должны отправиться в Тибурн.
Слишком солнечный день для того, чтобы вешать людей. Так думала Кэйт, когда все уселись в две кареты, направляясь в Тибурн. Сэр Ричард ехал верхом между каретами. Вдалеке звонили по осужденным колокола церкви Святого Гроба Господня. Улицы были переполнены людьми, которые шли посмотреть на казнь. Был выходной день, и шумная толпа отдыхала и веселилась. Повсюду раздавались смех и песни, уличные торговцы продавали устриц, пудинги и серый горох, а в многочисленных тавернах, по дороге между Ньюгейтом и Тибурном, сидели люди с пивными кружками. Когда кареты доехали до Оксфорд-Роуд, раздался рев толпы – это появились повозки, которые везли приговоренных из Ньюгейта к месту казни. Сэр Ричард подъехал к окошку кареты и сказал, что поскачет в Хай-Хол-борн, чтобы встретить эти повозки. Он поинтересовался, не желает ли Питер присоединиться к нему. Питер вышел из кареты и вскарабкался на лошадь сэра Ричарда.
Прежде чем уехать, сэр Ричард обратился ко всем сидящим в карете:
– Нам предстоит тяжелое испытание. Будем надеяться на лучший исход, но мы должны быть готовы к худшему. Встретимся в Тибурне. Пусть Господь пребудет с нами в этот день!
Он повернул лошадь, и они с Питером, раздвигая толпу горожан, помчались вдогонку за Гидеоном.
Сначала Питер никак не мог найти Гидеона. Каждую из трех повозок окружала дюжина вооруженных пиками охранников на лошадях. Четверо разбойников, которых должны были повесить вместе с Гидеоном, были связаны попарно. Гидеон ехал в отдельной повозке. Как и у других арестантов, в повозке рядом с ним был гроб. На приговоренных поверх обычной одежды были простые льняные рубахи и какие-то мягкие шапочки. Из-за охранников и плотной толпы сэр Ричард не мог подъехать к Гидеону ближе. На Оксфорд-Роуд осужденных приветствовали возгласами, а заплаканные девушки бросали им цветы.
– Гидеон! – хрипло крикнул Питер.
Гидеон услышал его и стал высматривать в толпе знакомое лицо. Увидев Питера, он взбодрился, улыбнулся и закивал головой, поскольку не мог помахать рукой. Сэру Ричарду наконец удалось подъехать ближе к повозке.