– Мне сказали, что вы крупнейший поставщик перьев для плюмажей в Лондоне.
– Чистая правда, сэр. Когда речь идет о перьях, я подобен Виргинии для табака или Ньюкаслу для угля. У меня есть любые перья – для изготовления перьев для письма, мебели, матрасов и украшений.
– Это голубое перо павлина, не так ли?
Мистер Чейз, высокий, похожий на птицу человек, бросил на перо короткий взгляд и подтвердил догадку Ньютона.
– Да, сэр. Оно и в самом деле голубое.
– Что еще вы можете о нем сказать?
– Судя по его виду, оно никогда не украшало шляпу, так как осталось необрезанным. Павлины достаточно редкие птицы, однако некоторым богачам они нравятся. К несчастью, у павлинов дурной нрав, поэтому их необходимо держать отдельно от других домашних птиц. Могу лишь добавить, что это перо принадлежало одной из моих птиц, джентльмены.
– В самом деле? – удивился Ньютон.– Но почему вы так уверены?
– По стволу пера, естественно.– Мистер Чейз перевернул перо и показал нам ороговевший кончик, на котором имелось небольшое синее пятно.– Так мы помечаем все наши перья – чтобы гарантировать качество. Будь то лебединое перо для письма или страусиное для дамского головного убора.
– А можете вы нам сказать, кто получил от вас это перо? – спросил Ньютон.
– Почти все павлиньи перья я отправляю мистеру Тюэ или мадам Шери, модистам-французам. Гугенотам, сэр. Они хорошо покупают перья. Изредка я продаю перья дамам, которые желают сами сделать себе шляпки. Мистер Тюэ утверждает, что на свете немало женщин, способных сшить себе платье, но лишь немногие умеют делать шляпки. Впрочем, недавно я продал одно перо новому покупателю. Раньше я никогда не видел этого человека. Как его звали? Не могу вспомнить. Но он едва ли станет сам делать себе шляпу.
– Что еще вы можете о нем сказать? – поинтересовался Ньютон.
Мистер Чейз немного подумал.
– Он был похож на француза.
– Что еще один гугенот? Мистер Чейз покачал головой.
– Мне так показалось. Да и имя у него какое-то иностранное, хотя я никак не могу его вспомнить. Честно говоря, сэр, с другими иностранцами мне не доводилось иметь дело. С тем же успехом он может оказаться испанцем. Впрочем, говорил он как англичанин. Как человек образованный. Хотя некоторые гугеноты прекрасно болтают по-английски. К примеру, мистера Тюэ можно принять за англичанина.
– Англичанина в своем роде, – задумчиво произнес Ньютон.
После того как мы покинули лавку мистера Чейза, доктор Ньютон внимательно посмотрел на меня и заявил, что мне не помешала бы чашка кофе. И мы зашли к «Греку», в весьма популярное заведение среди членов Королевского общества. Чашка кофе помогла мне немного прийти в себя. Пока мы потягивали горячий напиток, к нам подсел мужчина лет тридцати. Я принял его за ученого и был недалек от истины, поскольку он оказался членом Королевского общества и наставником детей герцога Бедфорда. Судя по акценту, он был французом, но в действительности являлся швейцарцем-гугенотом.
Ньютон представил его как Николаса Фатио де Дульера, и хотя я сразу понял, что прежде они были близкими друзьями, мой наставник проявил известную холодность, из чего я сделал вывод, что они поссорились. Мистер Фатио посматривал на меня с некоторым подозрением, которое можно было бы назвать ревностью, если бы характер моего наставника не отметал начисто подобные предположения. Но все же нельзя было игнорировать тот факт, что мистер Фатио производил впечатление человека изнеженного, я бы даже сказал, женственного.
После нескольких жадных глотков я вдруг обнаружил, что мне совсем не хочется кофе, а от густого дыма еще сильнее закружилась голова; вот почему я лишь смутно помню, о чем говорили мой наставник и мистер Фатио. У меня сложилось впечатление, что мистер Фатио пытался вернуть прежнее доверие Ньютона.
– Я так рад, что нашел вас здесь, доктор, – сказал он.– В противном случае мне бы пришлось писать вам письмо, чтобы поведать о том, что вчера вечером меня отыскал в доме герцога один человек, который расспрашивал о вас. Кажется, он сказал, что его зовут мистер Фоу.
– Я с ним знаком, – сказал Ньютон.– Мистер Нил представил нас на Монетном дворе.
– Мистер Нил, директор Монетного двора?
– Он самый.
– Как странно! В этой самой кофейне я узнал от мистера Робартеса, что мистер Нил просил Хука представить итальянского химика, графа Гаэтано, членам Королевского общества. Говорят, мистер Гаэтано сумел найти способ превращения свинца в золото. Мистер Нил уже подтвердил чистоту этого золота, так что остается лишь получить одобрение Хука, чтобы представить новый способ Обществу.
– Что ж, хорошая новость, – заметил Ньютон.– Если учесть, что граф – отъявленный мошенник и умеет превращать свинец в золото ничуть не лучше, чем ты, Фатио, способен оживлять мертвых.
Мистер Фатио рассердился и стал еще больше похож на женщину – сейчас он должен был бы взмахнуть веером, зажатым в тонкой белой ручке. А я вдруг пожалел, что веер мне только привиделся, поскольку глоток свежего воздуха мне бы совсем не помешал.
– Вы больны, Эллис, – сказал Ньютон, заметив, что я побледнел.– Выйдем лучше на улицу. Фатио, наведи справки о графе Гаэтано среди своих друзей на континенте, и ты заслужишь мою благодарность.
Ньютон помог мне подняться на ноги.
Мы вышли на свежий воздух, и я стоял, раскачиваясь, точно подгнившее дерево. Ньютону даже пришлось взять меня под руку. Он подозвал карету и сказал:
– Не нужно портить мое хорошее мнение о вас, Эллис, подозрениями о моих отношениях с мистером Фатио, – мне известно, что думают о нем многие мужчины. Однако у него доброе сердце и превосходный ум, и когда-то я любил его, как отец сына.
Я помню, как улыбнулся Ньютону и заверил его, что ничто не может изменить моего самого лучшего мнения о нем; затем я потерял сознание.
Ньютон привез меня к себе домой на Джермин-стрит и уложил в постель с тонкими белыми голландскими простынями, где миссис Роджерс и мисс Бартон стали за мной ухаживать, поскольку жар перешел в лихорадку и я чувствовал себя слабым, как котенок. Обильный пот, головная боль, ломота во всем теле наводили на самые грустные мысли; я даже начал опасаться, что серьезно болен. Но как только лихорадка немного отпустила и я увидел, кто за мной ухаживает, мне показалось, что я умер и попал в рай. Мисс Бартон сидела у окна и читала, ее волосы в лучах солнечного света казались золотыми, а глаза были синими, точно васильки. Увидев, что я проснулся, мисс Бартон улыбнулась, отложила книгу и взяла меня за руку.
– Как вы себя чувствуете, дорогой Том? – ласково спросила она.
– Кажется, лучше.
– У вас была горячка. Вы провалялись в постели почти три недели.
– Неужели так долго? – хрипло спросил я.