– Я отдам… Только останови!..
– Хорошо. Давай сюда. - Вадиму пришлось приложить усилие, чтобы вырвать из сведенных судорогой пальцев импульсный пистолет. - Теперь осторожно бери управление.
– Я не могу!..
– Сейчас сброшу скорость. - Вадим действительно заставил машину плавно притормозить. - Тебя устроит кредитная карточка?
Ганианец с опаской тронул джойстик ручного управления.
Машина вновь подчинялась его воле.
– Мой пистолет!.. - Немного оправившись от пережитого потрясения, выдавил он.
– Оставлю себе. - Не терпящим возражений тоном ответил Вадим. - Ты ведь продашь его мне?
Водитель с опаской взглянул на дисплей заднего вида.
Дорога уже не уносилась в даль с бешеной скоростью, здания перестали сливаться в серые полосы, а пассажир на заднем сидении выглядел таким же спокойным, уверенным в себе, как и в тот момент, когда подчинил себе машину и оружие.
– Да… - Против воли выдавил он, страшась пережить еще один приступ ужаса.
– Сколько?
– Это подарок господин.
Впереди уже показались постройки космического порта планеты.
Вадим чувствовал, как внутри нарастает волна горестных воспоминаний. Похоже, специалисты спецшколы допустили грубую ошибку, оставив ему фрагмент настоящей травматической памяти.
Он даже не подумал взять себя в руки, как-то обуздать эмоции, с новой силой вторгшиеся в разум, немного протрезвевший от тех усилий, что потребовались для противостояния с ганианцем и управления «Гранд-Элиотом».
Память. След детства, грубо оборванного сначала ганианскими пиратами, а затем нейрохирургами закрытого учебного центра на Аллоре.
Работорговцы.
Все они являлись работорговцами только одни вершили свои дела в открытую, а другие вуалировали чудовищный бизнес, используя ультрасовременные технологии…
– Останови машину. Дальше я доберусь сам. - Произнес Вадим.
Дождавшись пока ганианец выполнит его требование, он чиркнул торцом кредитной карточки по щели считывающего устройства, расположенного между передними сидениями машины и добавил:
– Здесь достаточно, и за проезд и за ствол. Мой тебе совет - не пытайся меня преследовать. Просто забудь, что произошло.
– Господин, Мертаб не любит, когда покупатели приходят к нему с оружием. - Ганианец не смотря на новый приступ ужаса, все решился крикнуть вдогонку зловещему пассажиру предупреждение.
– Разберусь. - Не оборачиваясь, ответил Вадим.
Впереди высились здания космопорта.
Там среди приземистых складских терминалов потерялось его детство.
Наивно полагать, что спустя много лет все останется по-прежнему.
Рощин остановился, не доходя нескольких шагов до входа на территорию заброшенного складского терминала, обозначенного покосившейся рамой, оставшейся от автоматических ворот.
Болезненно работала память, но теперь на границе бетона и песков под палящими лучами звезды Халиф стоял уже не пятилетний мальчик, испуганный до полусмерти, голодный, страдающий от жажды, побоев и не проходящего ужаса, а боевой мнемоник.
Вадим ощущал, как незримая сила толкает его вперед, за покосившуюся металлопластиковую конструкцию, на встречу с фрагментом прожитого,
Ты теперь один. Ты больше не принадлежишь ни тучному ганианцу, ни корпоративной системе.
Он сорвался.
Сорвался, как обычный человек, чей разум не выдерживает напора горестных воспоминаний и связанных с ними ответных чувств.
Нужно было вернуться сюда, увидеть, как мало изменилась площадка невольничьего рынка за полтора десятилетия, чтобы понять: его душа не умерла на хирургическом столе, ее не затронули множество имплантаций, и свидание с детством, когда стоишь лицом к лицу с навек отпечатавшимися в памяти образами, становиться откровением.
Так не должно быть …
Упрямая мысль не давала взять себя в руки, опомниться, рефлексия памяти оказалась сильнее вбитой дисциплины, и Вадим вдруг осознал - второй раз за всю сознательную жизнь рассудок работает на него, ибо никто не давал Рощину никаких заданий, он пришел сюда сам, по гложущему зову личных воспоминаний…
Из крайности холодного, расчетливого существования его швырнуло в другую крайность - рассудком завладели порывы эмоций.
Вся ужасающая глубина термина «боевой мнемоник» впервые раскрылась именно сейчас. Ни «работа» на корпорацию, ни события на Фрисайде, ни разу не востребовали всех навыков Вадима.
Секунды, что он провел перед покосившимся проемом, за которым в окружении приземистых терминалов находилась площадка невольничьего рынка, перевернули его душу и разум, окончательно поставив точки в наболевших вопросах бытия.
По крайней мере, Вадим искренне поверил в это, когда сделал шаг вперед, переступая незримую черту.
Его появление тут же привлекло внимание двух охранников. Сомлевшие от жары они сидели под грубым навесом, - небрежным, кособоким, собранным из подручных средств (как большинство построек, возникающих на развалинах).
Вадим помнил его.
В этой незыблемости стыл ледяной холод последующих выводов, автоматически сделанных сознанием и воспринятых душой на уровне откровений.
Что за злая ирония довлела над этим местом?
Как будто здесь однажды было произнесено некое проклятие, но на самом деле Вадим с уничтожающей ясностью понимал: то проклятие гнездится в людях, в их поступках и помыслах. Сначала потребительская небрежность ганианцев довела космопорт (возведенный за счет гуманитарной миссии Совета Безопасности Миров) до стадии безобразного обветшания, а затем, средь замерших, потерявших изначальный смысл высокотехнологичных комплексов понемногу закипела привычная для Ганио жизнь.
Листы пластика, сорванные с крыши терминала, пошли на сооружение навеса, эстакада для приема грузов превратилась в отвратительный, вызывающий гнев и омерзение подиум, где сидели и стояли привезенные на продажу рабы, а рядом, в точности повторяя запечатленную памятью картинку, высилась строение с выбитыми стеклами, где восседал со своим неизменным ноутбуком изрядно разжиревший, обрюзгший Мертаб - хозяин рынка.
Он впитал окружающую реальность, всю до последнего байта информации, двое охранников еще пялились на бледного, одетого не по традиции Ганио Рощина, а Вадим уже успел проанализировать обстановку: Мертаб даже не шелохнулся, лишь подозрительно скосил глаза в сторону зеваки, мало похожего на покупателя. На подиуме в этот час не было людей, там остались только человекоподобные машины, торговля живым товаром очевидно закончилась еще рано утром, в часы относительной прохлады.
Охранники, обменявшись взглядами с Мертабом, направились к Вадиму.