На месте этого замка прежде была крепость вестготов, которую частично разрушили арабы и франки в завоевательных войнах. Развалины стали местом собраний катаров-проповедников. В 1204 году трое из них попросили Раймонда де Перелью, хозяина этой земли, возвести новый замок на вершине горы. Перелья поручил строительство знаменитому архитектору Арно де Бакаллариа. Задумывался замок как храм Совершенных.
Крепостная стена, окружающая Монсегюр, была выстроена в форме пятиугольника, что имело особое значение для катаров. Пентаграмма олицетворяла символ бесконечности и совершенства, символизировала человека не простого, а совершенного, который в неё идеально выписывался. Замок был сориентирован по сторонам света, основные его постройки располагались по двум осям. Одна ось была направлена на точку зимнего солнцестояния, а другая — на летнее солнцестояние.
Строительство завершилось в 1209 году. Замок Монсегюр не предназначался для военных действий, катарская община тогда крепко стояла на ногах и никто из совершенных не мог даже предположить, что на них начнётся настоящая охота. Однако именно в этот год папа римский объявил крестовый поход против еретиков. Полчища крестоносцев ринулись освобождать Лангедок от скверны, а заодно и грабить богатый юг.
Цитадель пришлось укреплять. Сделать из него настоящую твердыню не представлялось возможным. Для этого понадобилась бы его полная перестройка, а на это не было ни средств, ни времени.
Со стороны Монсегюр казался мощной крепостью, но на деле неприступным его можно было назвать с большой натяжкой. Ворота замка не имели специальных укреплений — ни подъёмного моста, ни подъёмной решётки. К тому же они были невероятно огромны. Их ширина составляла примерно два метра, а высота — около трёх. Для укреплённых крепостей это являлось большим недостатком. Такие ворота несложно было пробить тараном или камнемётной машиной. Над ними не было башен для лучников, защищающих вход в замок. Крепостная стена невысокая, всего три с половиной метра, тогда как в оборонительных крепостях высота стен достигала пяти и более метров. Донжон слишком низкий, к тому же далеко выступающий над стеной, что делало его уязвимым для камнемётных машин. Единственным преимуществом (решающим, перекрывающим все недостатки) было месторасположение замка. Он стоял на вершине обрывистой скалы, такой высокой, что, казалось, она подпирала небо. Подобраться к Монсегюру незаметно было практически невозможно. К нему вела единственная дорога, которую при необходимости можно было защитить.
Чтобы овладеть цитаделью, нужны были большие силы или долгая осада. Это понимали все, включая и завоевателей-французов.
Годы с 1239-го по 1241-й оказались трудными для новых хозяев южных земель. То там, то здесь вспыхивали восстания — прежние владельцы всё ещё пытались возвратить себе родовые владения. Граф Раймонд Тулузский затеял борьбу с баронам Прованса, даже захватил несколько замков. Он восстанавливал своих подданных против французов, чем вызывал недовольство Церкви и французского короля. Тренкавель, последний виконт Безьерский, лишившийся в результате войны всех своих земель, после одиннадцати лет изгнания вдруг появился и поднял восстание. С быстротой молнии он вернул почти все владения, прежде принадлежавшие его отцу. Торжеством его стало завоевание Каркассона. Однако триумф был недолгим. Из Франции прибыла армия под начальством Жана Бомона и оттеснила виконта к Монреалю. Тренкавель бежал в Каталонию, бросив своих подданных на произвол судьбы.
Все силы французов были направлены на установление порядка в главных городах Лангедока: Тулузы, Каркассона, Нарбонны. Организовать поход на неприступные высокогорные цитадели сейчас было затруднительно. Искоса они поглядывали в сторону Пиренейских гор, где на скалистых утёсах высились крепости их врагов — Керибюс, Рокафиссада, Монсегюр. Последний особенно раздражал завоевателей. В Монсегюр стекались беглые еретики и гонимые, всем здесь оказывали покровительство и давали приют. Раздражала французов и зловредная агитация из Монсегюра. Однако они надеялись, даже были уверены, что скоро это гнездо ереси, это государство в государстве будет ими раздавлено и разрушено до основания. Что час расплаты уже близок.
Декабрь 1241 года. Лангедок. Замок Монсегюр
Коридор замка казался бесконечным. Трое путников, сопровождаемые стражниками, шли по гулким каменным плитам. Звук шагов затоплял всё пространство, создавая иллюзию, будто находишься на дне плещущегося озера, а неровный свет от горящих факелов усиливал это странное ощущение. Дрожащие распластанные тени метались по стенам.
Мигель всё сильнее прижимался к Анри, его бил озноб, то ли от холода, то ли от страха. Мрачность коридора вызывала тревогу и непреодолимое чувство тоски. Стражники казались каменными изваяниями, такими суровыми были их лица. Ему хотелось развернуться и убежать отсюда, вернуться в свою деревню, в маленький домик папаши Жиро.
Они так долго шли сюда… Мигель в своих мыслях представлял замок совсем другим: чудесным, светлым, нарядным, где повсюду играла музыка, бегали шуты с забавными бубенчиками на шапках, трубадуры читали прекрасным дамам стихи… Но на деле всё оказалось совсем не так. Ни веселья, ни шума, ни радостных лиц. Неужели весь замок, как этот бесконечный коридор, пропитан тоской и мрачностью?
Неожиданно коридор закончился, и все трое оказались в просторном светлом помещении. Тихо потрескивал камин. Повсюду горели свечи в красивых канделябрах. Пол устилали медвежьи шкуры. Длинные лавки возле стен тоже были покрыты шкурами, но только овечьими. Так и хотелось сесть и утонуть в белой пушистой шерсти. На стенах висели гобелены, щиты с гербами и всевозможное оружие. Здесь было тепло и уютно. Мигель, как заворожённый, оглядывал каминный зал. Мысль о побеге сразу покинула его.
Красивый статный мужчина в красном сюрко, отороченном беличьим мехом, вышел из глубины комнаты. Подойдя к небольшому столику, на котором стояли два позолоченных кувшина с узким горлышком, он налил вино в красивые бокалы и подал их Анри и Пьеру. Бросив подозрительный взгляд на мальчика, одетого, в отличие от его спутников, достаточно бедно, он произнёс:
— Это ваш слуга, сеньоры? Его нужно проводить на кухню. Там мальчика накормят.
Мигель вцепился холодными пальцами в руку Анри.
— Это мой родственник, — спокойно соврал тот. — В будущем — мой оруженосец.
— Он весь дрожит. Я прикажу позаботиться о нём добрым людям. [47]
И мужчина подал знак стражнику. Тот в мгновение ока оказался за спиной у Мигеля.
Анри ласково погладил мальчика по голове.