Миссис Стэнфорд чуть не подавилась. Она так порывисто поставила стакан, что голубая жидкость выплеснулась через край.
— Что такое?
— Пять лет тому назад я видела, как ты целовалась с дядей Уинстоном. И как вы языками работали!
— Клер! Я никогда…
— Я видела!
— Ты ошиблась. Дядя Уинстон большой друг твоего отца и мы…
— У тебя с ним был роман!
— Ничего подобного!
— Прекрасно, тогда ничего страшного, что я расскажу о вас папе.
Клер поднялась и направилась к лестнице.
— Пошли, Джимми! — бросила она.
Не прошли они и двадцати метров, как миссис Стэнфорд крикнула:
— Клер, подойди ко мне!
Клер остановилась. Она подмигнула Джимми и пошла обратно к матери, вопросительно выгнув бровь.
— Эта твоя чушь, насчет дяди Уинстона, конечно, глупости. Просто мы с ним очень хорошие друзья, и я понимаю, что такое юное создание могло в нашей дружбе что-то заподозрить. Мне абсолютно нечего скрывать, но твоей отец сейчас так занят, у него столько забот, что нет никакой необходимости посвящать его в эти твои небылицы. И хотя я уверена, что так называемая эпидемия кончится столь же быстро, сколь началась, все-таки мы несем ответственность за этого мальчика, и я чувствую теперь, что не следует высаживать его на берег и подвергать… ну ты сама понимаешь, что я хочу сказать. Так что, если хочешь, чтобы я замолвила за него словечко папе…
Клер кивнула.
— Ну только дай мне еще часок-другой понаслаждаться этим чудным солнцем, а потом…
— Нет, мама, идти к отцу надо сейчас же.
— Сейчас? Но я же только что…
— Сейчас!
Миссис Стэнфорд с тоской посмотрела на дочь, вздохнула и потянулась за халатом. Она бросила грустный взгляд на солнце, надела сандалии и подала Клер и Джимми знак следовать за ней. Проходя мимо дочери, она прошипела:
— Это называется шантаж!
— Я знаю, — согласилась Клер.
Как бы то ни было, их надежды вскоре лопнули. Клер и Джимми, ожидавшие возле кабинета мистера Стэнфорда, слышали весь разговор через открытое окно. Сперва они изо всех сил напрягали слух, чтобы разобрать каждое слово, но вскоре им не пришлось затрачивать усилий — и так было превосходно слышно.
— Говорю тебе, Кэтрин, это абсолютно невозможно.
— Но ехать туда ему опасно, Джордж!
— Ты считаешь, мне больше не о чем волноваться? Господи помилуй! Я лишаюсь чуть ли не тысячи пассажиров — кто заболел, кто умер, кто застрял где-то на захолустном аэродроме и не может сюда добраться. И все они предъявят мне счет, если «Титаник» уйдет без них! А на борту у меня уже пятнадцать сотен пассажиров и никому не известно, сколько из них успели подхватить вирус! И они, в свою очередь, ополчатся на меня, если «Титаник» не отплывет в назначенное время! Треть команды в Майами не явилась на борт, запасы продовольствия доставляются кое-как и даже Фрэнки Савой, которому я из личных денег плачу сто тысяч долларов, чтобы его оркестр развлекал пассажиров в этом первом для «Титаника» круизе, отказывается выступать, так как ему не хватает четырех оркестрантов. Он требует, чтобы я удвоил ему жалованье и нашел для них трубача! Как, по-твоему, есть у меня силы беспокоиться еще и о твоем несчастном мальчишке?
— Вот именно, дорогой мой, — чтобы не беспокоиться, позволь ему остаться на «Титанике» и выбрось его из головы.
— Не могу! Немедленно вернуть этого паршивца на родину требуют по суду. Двое полицейских из портовой полиции ожидают его, чтобы взять под стражу. Если я разрешу ему плыть с нами дальше, меня обвинят в умышленном провозе через границу несовершеннолетнего. Меня бросят в тюрьму! Так что нет! Нет, нет и нет!
Через несколько минут миссис Стэнфорд вышла из кабинета мужа.
— Он обещал подумать, — сказала она.
Клер сложила руки на груди.
— Мы все слышали, мама.
— Ну видите, если где-то мелькает опасность потерять в деньгах, первая реакция твоего отца сказать «нет». Если вы слышали наш разговор, то сами понимаете: я сделала все, что могла. Ну а если тебе все-таки неймется рассказать отцу о дяде Уинстоне, поступай, как знаешь, только думаю, что скажи ты ему сейчас, будто я крутила романы со всеми участниками Венского мужского хора, он и ухом не поведет. У него слишком забита голова. Поэтому, если не возражаете, я возвращаюсь на палубу загорать.
Она кивнула Джимми и направилась к раздвижным дверям. Как только она вышла, в дверях появился первый помощник Джефферс. Вид у него был не самый радостный.
— Что делать? — повернулся к Клер Джимми.
— Бежать!
Перед самым ланчем Клер докладывала Джимми:
— Там, внизу, жуткий скандал! Полицейские кричат папе, что он не имеет права отплывать, пока не вручит им тебя. А папа твердит, что он и так задержал отплытие на час, и, если «Титаник» сейчас не отчалит, начнется бунт! Они размахивают судебным постановлением, а он отвечает, что взыщет с администрации порта двадцать миллионов долларов, если они немедленно не дадут нам разрешения отплыть. Джонас Джоунс спустился к ним и пригрозил, что вздует кого-нибудь, потому что мы жжем топливо и стоим на месте. Единственное, в чем все сходятся, так это в том, что все дружно ненавидят тебя.
— Даже ты?
— Особенно я!
— А тебе-то за что меня ненавидеть?
— За то, что ты выводишь из себя моего папочку…
Джимми посмотрел на нее, и оба прыснули.
— А ты со своим отцом ладил? — спросила Клер.
Джимми пожал плечами.
— Думаю, да. Он вроде такой…
Внезапно его слова заглушил громоподобный рев, вырвавшийся из находящейся рядом с ними трубы «Титаника». Через секунду весь корабль стал сотрясаться.
— Мы тронулись! — ущипнула Джимми за руку Клер.
Джимми не преминул ответить ей тем же.
Итак, они отплыли. Джимми снова превратился в безбилетного пассажира, беглеца. Но на этот раз он действовал осознанно. Да и на «Титанике» все обстояло по-другому. Хотя треть команды и пассажиров не явилась, народу на всех палубах было полно. Незанятые каюты тут же заперли. Члены команды беспрерывно патрулировали палубы. Джимми больше уже не казалось, что «Титаник» — его корабль. До Майами «Титаник» напоминал огромную пустую раковину, и матросов на нем едва хватало. Сейчас в холлах и коридорах сновали пассажиры, дети с радостным визгом ныряли в бассейне, а в ресторанах самообслуживания охотно наполняли себе тарелки люди постарше. «Титаник» был живым, дышащим, мощным существом, прокладывающим себе путь по водам Карибского моря, словно чудовищный библейский бегемот.