Некоторое время древний биологический робот пребывал в нерешительности, затем все же согласился:
– Говори. Я буду слушать внимательно.
* * *
Диалог человека и спейсбалла протекал быстро. Язык мнемонических образов, сформировавшийся в результате эволюции расы инсектов, в отличие от форм и способов вербального общения, давно доказал свою универсальность. Человечество, прошедшее иной путь развития, оценило удобство мнемонической передачи данных при межрасовых контактах, – уже через год после открытия первой колонии разумных насекомых [32] , были созданы специальные кибернетические модули, способные не только распознавать и считывать мыслеобразы, но и модулировать сложный сигнал для их передачи.
Знание «высшего» языка инсектов являлось обязательным для любого мнемоника, работающего на глобальном уровне, в сложных условиях современного Обитаемого Космоса. Доминирующее положение Человечества в среде разумных космических рас, было обусловлено не только молодостью, высоким уровнем технического развития и экспансивностью нашей цивилизации – мы сумели стать связующим звеном в межрасовом общении, предупреждая многие конфликты без применения силы.
Чаще всего в пограничных семантических зонах, где сталкивались взгляды различных цивилизаций, работали мнемоники, поэтому нет ничего удивительного в том, что Рощин не только прекрасно знал древнейшую историю, но и обладал должными навыками ментального общения, и не испытывал фобий в отношении представителей иных рас.
Случай со спейсбаллом, конечно, выходил из ряда вон, но все же для человека терпеливого и подготовленного он не являлся неодолимой проблемой.
Системы искусственного интеллекта, разработанные людьми, насчитывали тысячелетнюю историю, в которой имелось множество прецедентов спонтанного саморазвития, когда машины, оснащенные нейросетевыми модулями, обретали самосознание, начиная действовать вопреки логике базовых программ.
Таким образом, Рощину оставалось лишь адаптировать имеющийся опыт и знания «собеседника» к конкретной ситуации.
Изложив древнему биологическому роботу известные факты истории развития цивилизации инсектов, он перешел к более сложному вопросу:
– Когда-то тебя спроектировали в качестве посредника, между волеизъявлением общего ментального поля Семьи и исполнительными механизмами, – мысленно произнес Рощин, внимательно наблюдая за реакцией спейсбалла, который, то взмывал к своду пещеры, то опускался почти до самого пола, вычерчивая в воздухе замысловатые фигуры. – Но цивилизация инсектов на этой планете была уничтожена вторжением механоформ неизвестной нам космической расы. Те, кто выжил, деградировали, общее ментальное поле Семьи исчезло.
– Что мне делать теперь?
– Ты стал другим.
– Никому не нужным? Поэтому машины прячутся от меня, не хотят слушаться?
– Ты нужен самому себе. Старые цели исчезли, но на их место придут новые. А машины не слушают тебя по другой причине. Я могу лишь предположить, что они тоже изменились.
– А какие цели у меня? Если не создавать кристаллы, не строить фотонный вычислитель, зачем мне… существовать?
– Жизненных целей может быть очень много, – успокоил его Вадим. – Например, узнавать что-то новое об окружающей тебя реальности. Искать пути, чтобы прежние задачи вновь стали актуальными, если ты хочешь продолжать конструировать фотонный мозг.
– А у тебя есть цель?
– Конечно. Я должен собрать как можно больше информации о планете, на которой оказался.
– Ты любопытный?
Вадим усмехнулся.
– Да. Но кроме собственного желания есть еще обязанность.
– Ты противоречишь себе.
– Почему?
– Сказал, что не машина. И тут же говоришь о своих базовых программах.
– Это не программы. У людей есть обязанности друг перед другом. Я, например, должен защитить других людей от враждебных действий механоформ. А для этого мне необходимо их понять, изучить.
– Но ты ведь можешь и не делать этого? – предположил спейсбалл.
– Могу. Потому и не называю свое поведение запрограммированным.
– Свобода? Я правильно понял?
– Да, малыш. Свобода выбора… – Рощин встал, сделал несколько шагов, разминая ноги.
Спейсбалл резко спикировал и остановился, покачиваясь в воздухе на уровне его лица.
– Ты уходишь? А я остаюсь? Одинокий? Грустный? Почему ты назвал меня маленьким?
– А ты большой?
– Мне не нравится мыслеобраз. Называй меня по-другому.
– Хочешь придумать себе имя?
– Да. Хочу. Только не знаю, какие они бывают? Я быстрый. Умный.
– Это не имена. Давай подумаем. Я слышал про одного спейсбалла, которого звали Гиг [33] .
– Нет. Мне нужно… свое имя!
– Придумай. Сам.
– Лучше ты.
Рощин задумался, вскользь отметив ирреальность ситуации. Человек и спейсбалл, вдали от своих цивилизаций, среди враждебного окружения мирно беседуют о пустяках, находясь в мрачной пещере, в недрах холма, скрывающего свидетельства трагедии миллионнолетней давности. Самое время придумывать имена….
– Я буду звать тебя… Лайф, – неожиданно согласился Вадим.
Обитаемая Галактика
В бархатисто-зеленый склон удавкой врезалась петля серпантина горной дороги.
Чуть выше – облака. Немного дальше и ниже – выветренные, серые отроги скал.
По дороге медленно двигались два флайкара.
В одном охрана из боевых сервов производства корпорации «Инфосистемз». Во втором два человека. Первый, выходец с Кьюига, судя по облику, выправке, манере держать себя – военный. Его собеседник, житель окраинных миров, уже немолодой, умудренный нелегким жизненным опытом, но еще не утративший живого блеска в холодном взгляде серых глаз.
Их разговор протекал неровно, то обостряясь, то входя в плавное русло взвешенных, обдуманных фраз.
– Итак, Найджел, вы утверждаете, что агрессия со стороны механоформ неотвратима?
– Безусловно. – В голосе мнемоника прозвучали металлические нотки. – Я знаю, что такое кибернетические системы.
– Да, но речь идет о машинах неизвестной нам цивилизации. Вы не можете предсказать линию их поведения, – высказал недоверие собеседник.
– Ошибаетесь, адмирал. – Гревс посмотрел на горный пейзаж, словно запоминая его, фотографически впечатывая в память. – На самом деле не важно, сколько миллионов лет назад они созданы. Не важны и особенности эволюционного пути разработавших их существ. Исключительное значение имеет лишь один фактор: чуждые механоформы находятся в режиме автономного самоподдержания. Всё остальное, в том числе и первоначальные цели их существования, стерло беспощадное время. Надеюсь, я достаточно ясно излагаю свои мысли?