Адмирал Штейхель покосился на собеседника, встретив отнюдь не добродушную усмешку.
– Я понимаю. У вас ко мне масса вопросов и претензий, не касающихся темы встречи. Вы мыслите узко, адмирал, постоянно отвлекаетесь от сути проблемы, пытаетесь ущипнуть себя, чтобы очнуться. Абстрагируйтесь. Примите факты такими, каковы они есть. Сразу станет легче, и мы начнем понимать друг друга. Ведь вы согласились на встречу, и это означает, что флот отчаянно нуждается в помощи. Я готов ее предложить. Что до личностей – наплевать и забыть. Речь идет о глобальной угрозе, разве это непонятно?
– С каких пор вы стали проявлять заботу о человечестве? Или я неверно идентифицировал вас?
Гревс поморщился.
– Хорошо. Если наше взаимопонимание невозможно без экскурсов в прошлое, я готов перейти на личности. Хотя не вижу, чем это поможет делу.
– Степень доверия определяет многое. По нашим сведениям, вы мертвы. Вот уже пятьдесят лет.
– Дитрих Кроу [34] , полвека назад командовавший зачисткой Окраины, поспешил с выводами. Я жив. Можете меня потрогать, отсканировать, ущипнуть – как будет угодно. Я – Найджел Гревс, тот самый государственный преступник, кто первым ввел понятие «боевой мнемоник», разработал уникальную систему обучения, которой сейчас не без успеха пользуется флот Содружества. Еще вопросы?
– Два.
– Как будет угодно. – Найджел демонстративно откинулся на спинку удобного кресла, глядя в окно.
Штейхелю, действительно, хотелось ущипнуть себя, но адмирал все же сдержался.
– Как вы узнали о механоформах чуждой расы? И почему вдруг решили выйти из тени, предлагая помощь флоту?
– Все в нашем мире объясняется простыми причинами, – ответил Гревс, по-прежнему глядя в окно. – Я прожил нелегкую жизнь. Сейчас вы вряд ли наберете и сотню тех, кто может отнести себя к первому поколению мнемоников или кибрайкеров. За моими плечами колоссальный опыт, и он подсказывает, что Человечество обречено.
– Полагаете нам не выжить в борьбе с механоформами? – В голосе адмирала проскользнули надменные, едва ли не презрительные нотки.
– Человечество обречено стать чем-то иным, – уже не скрывая раздражения, произнес Найджел. – В способности флота перемолоть десяток-другой звездных систем, со всеми их обителями я не сомневаюсь ни на секунду. Мне становится страшно, когда я думаю о победе Содружества над новым врагом.
– Откуда у вас информация по механоформам? – повторил вопрос адмирал. – Сведения сверхсекретные. Я вынужден предполагать измену.
– Да успокойтесь, Ульрих. Охота на ведьм – дурное занятие. Сожалею, но вынужден констатировать: вы смотрите на мир плоско. Никак не возьмете в толк, что мое появление – не провокация, не насмешка, а реальная рука помощи, протянутая через наслоения прошлых амбиций, вражды и обид. Что за мания – подозревать верных людей, незаслуженно оскорбляя их в мыслях. – Гревс говорил глухо, по большей части глядя в окно, но при последней фразе повернул голову. – Нет никакой измены в рядах ваших сотрудников. В пять лет я был избыточно имплантирован. Моим обучением занимался Огюст Дюбуа – злой гений Окраины, один из немногих генных инженеров Зороастры, избежавший репрессий при зачистке планеты. Десять лет я провел в стенах корпоративной спецшколы, где меня натаскивали на поиск и защиту информации, как ганианцы натаскивают пустынных маргалов на поиск дичи. В те времена еще не существовало отработанных, верных методик. Над нами экспериментировали, жестко, без скидок на возраст, воспитывая способности, о которых прошлые поколения даже не мечтали. Мы не принадлежали себе, и единственная ошибка, как правило, оборачивалась смертью. Я, как видите, выжил.
– И стали преступником, вовлекшим уже не десятки, а сотни и тысячи детей с Окраины в тенета тех самых закрытых корпоративных школ, – не удержался от реплики адмирал.
Найджел презрительно отвернулся.
– Прошло полвека. Дети, внуки кибрайкеров и мнемоников с Окраины, подготовленных в тех самых школах сейчас служат не только во флоте, они стали незаменимыми специалистами в любом уголке Обитаемой Галактики. Их статус официально закреплен, мнемоники признаны обществом, которое уже не видит в избыточной имплантации ничего дурного, потому что без участия мнемоников сейчас невозможен ни один прогрессивный проект в области космических исследований, освоения новых миров, разведки Вертикалей гиперсферы. Вы, адмирал, не жили в диких условиях той Окраины, где вырос я. Вы, вероятно, никогда не голодали. Вас не пытались убить и унизить сотнями способов. Но вы и не шагнули вперед. Благополучие и чрезмерная осторожность, регрессивный консерватизм – вот что способно сейчас погубить цивилизацию.
Адмирал насупился.
– Вы занимались работорговлей, Гревс. Имплантировали детей, обучали, воспитывали их, а затем продавали корпорациям.
– Таковы были реалии Окраины, – скупо ответил Найджел. – Правила игры, установленные задолго до моего рождения, никто не отменял. Колониальная администрация Аллора, купленная с потрохами, являлась сборищем марионеток, полностью подчиненных интересам корпораций. Новое поколение людей, действительно, формировалось в страшных корчах, и я стоял у истоков… Но после разгрома подпольной сети корпоративных школ Конфедерация в лице небольшой группы здравомыслящих людей не отменила революционных и прогрессивных достижений, без которых современный мир уже невозможно помыслить.
Штейхель недовольно покосился в окно.
Флайкары уже преодолели участок горного серпантина и въехали на небольшое плато.
Зачем мы здесь? Не ловушка ли это?
– Адмирал, я бы хотел говорить по существу. Вы можете относиться ко мне как угодно. Но с вашей стороны было бы глупо не выслушать первого боевого мнемоника. За девяносто пять лет я пережил и узнал столько, что мой опыт заслуживает внимания.
– Вы так и не ответили на заданные вопросы, Найджел, – напомнил Ульрих. Он не верил в искренность Гревса и никак не мог взять в толк, ради каких целей тот раскрыл полувековое инкогнито?
– Спрашиваете себя, отчего я вдруг решил выступить под своим настоящим именем? Почему не прислал посредника? Пытаетесь угадать, какие требования я выдвину? Вычисляете размер мзды, которую я возьму за сохранение секретной информации в тайне? Не утруждайтесь, адмирал. Я здесь с единственной целью – оказать посильную помощь флоту. Я вижу огромную опасность, грозящую не только мне лично, и пытаюсь если не предотвратить последствия возникшей ситуации, то хотя бы предупредить, проинформировать о тех угрозах, что кажутся сейчас неочевидными. Вот ответ на вопрос, почему я вышел из тени. Мое имя стало гарантом нашей встречи. Что касается способа получения данных, он прост, по крайней мере – для меня. Последние десять лет я посвятил изучению логров. Предлагаю пройтись, размять ноги. Здесь немного ветрено, но дышится на удивление легко.