Book.

Магнитная родниковая вода, которая может течь даже снизу вверх, собирается на склонах содержащих большое количество железа Темных гор. Революционный метод изготовления из такой, текущей снизу вверх, воды пива, открытый монахами-молчальниками церкви Бичевания Бича и призванный облегчить производство и потребление этого любимого всеми напитка (монахи надеялись, что такое пиво достаточно будет поднести ко рту, как оно само ринется в глотку), потерпел неудачу, так как пиво самовольно стало выливаться из бочек и растекаться повсюду, куда ни заблагорассудится.

Бум! Бум! Бум! Бум!

Бум! Бум! Бум! Бум!

Бесполезная болтовня «Лексикона» еще больше усугубляли мои страдания. Я был готов на все, только бы заставить его замолчать.

Сок бироланских берез, который порой во время сильной жары выступает на стволах бироланских болотных берез, почитается жителями Замонии чем-то вроде живой воды, поскольку якобы может исцелять долго не заживающие раны и язвы. Другими источниками жидкости в экстремальных условиях являются: дождевая вода, собранная с листьев растений, утренняя роса, сок, выдавленный из кактуса, влага, выжатая из камедаровых колючек (см.: камедар), и, конечно же, слезы, а также слюна, которые на девяносто девять процентов состоят из воды.

Слезы! Слюна! Я сам по большей части состою из воды! Достаточно только плюнуть! Поразительно, как это ценные мысли вылетают из головы в самый нужный момент!

Я стал собирать во рту слюну.

Вернее, я попытался собрать слюну во рту, но у меня ничего не вышло, поскольку в горле совсем пересохло. Страх превратил мою пасть в безводную пустыню, язык — в кусок наждака, нёбо — в пергамент. Казалось, даже слюна испугалась гигантского паука и поспешила спрятаться подальше, вглубь тела, так что мне не удалось выманить на поверхность ни капли.

Бум! Бум! Бум! Бум!

Бум! Бум! Бум! Бум!

Хорошо, попробуем со слезами! Надо постараться заплакать! Пустить слезу в нужный момент для меня не задача, да что говорить! — я непревзойденный мастер этого дела, возможно даже специалист экстра-класса!

Только слишком давно не тренировался, да еще экстремальные условия не давали возможности как следует сосредоточиться. Потому что паук в это время подошел уже совсем близко к поляне, о чем возвещали его громкие, отчетливые шаги:

Бум! Бум!

Бум! Бум!

Бум! Бум!

Я изо всех сил зажмурился, стараясь представить себе какую-нибудь печальную сцену, момент, исполненный скорби, трагедию, вселенскую катастрофу. Например, похороны лучшего друга или даже свои собственные. Ни слезинки. Похоже, я совсем растренировался. А может быть, просто стал старше. Пока ты маленький, ревешь по любому поводу, а станешь старше, и надо, да не заплачешь. Возможно, я уже достиг того возраста, когда перестают плакать совсем.

Бум!

Бум!

Бум!

Бум!

Бум!

Бум!

Бум!

Бум!

Б

У

М

!

Последний раз совсем близко. И вот он уже на поляне. Сначала его не было видно, только сквозь листву проглядывал один из восьми глаз — решил сперва полюбоваться, что за добыча попалась в сети. Потом над вершинами деревьев взгромоздилась гигантская туша. Надо мной нависли блестящие нити желто-зеленой слизи, вытекающей из какой-то дыры, наверное рта. Что это, та самая смертоносная, разлагающая слюна, которой паук умерщвляет свои жертвы?!

И тут я впервые услышал голос паука-ведуна, этот кошмарный, лишающий разума вопль, вобравший в себя голоса всех самых опасных хищников животного мира: разъяренное рычание льва, ядовитое шипение кобры, самодовольное карканье коршуна, жадное сопение летучей мыши и хриплый хохот гиены. По спине у меня пробежали мурашки, а на глаза навернулись слезы ужаса.

Я разрыдался — не по расчету, не потому, что растрогал себя печальными сценами, — я просто был очень напуган. Слезы хлынули у меня из глаз двумя ручьями, и я приложил все усилия, чтобы текли они прямиком на приклеенные к паутине лапы. Но то ли глаза мои от страха косили, то ли я слишком тряс головой от рыданий, только слезы постоянно капали мимо и приземлялись в добрых десяти сантиметрах от намеченной цели.

У каждого в жизни бывают моменты, когда ему кажется, что весь мир ополчился против него. То же самое чувствовал я. Но бывают и такие минуты, когда начинаешь снова верить в удачу. В течение двух или трех секунд слезы мои, капая мимо цели, собирались в бутоне большой тигровой лилии, откуда они все вместе, как ядро катапульты, отпружинили вверх, описали дугу и упали на березовую ветку, прижимавшую высокий куст папоротника, который в свою очередь, тотчас освободившись, резко выпрямился и ударил снизу вверх в молодой каштан, листья которого были обильно напитаны минувшим дождем, — меня окатило прохладным, живительным душем, и этот момент запомнился мне как счастливейший в жизни. Лапы наконец-то отклеились от паутины, и начался марафонский забег по Большому лесу.

Марафонский забег по Большому лесу

Первый час. По правде говоря, я еще ни разу в жизни не бегал. На корабле у карликовых пиратов было слишком мало места, на острове у химериад мешали поваленные деревья, на плоту — тем более не разбежишься, на острове-плотожоре мне некуда было спешить (особенно под конец), с Маком мы почти все время проводили в полетах, а в Ночной школе не было уроков физкультуры.

Итак, впервые в жизни мне пришлось бегать — и заметьте, не ради забавы! — речь шла о жизни и смерти. Я настроил себя на долгий забег: как известно, побеждает либо быстрейший, либо самый выносливый. А шансы в этом забеге явно были не на моей стороне. У меня только две короткие, нетренированные ноги, и вообще я всего лишь медведь, а не какая-нибудь антилопа. У паука же лапы куда длиннее, да еще их ни много ни мало, а восемь штук.

И вот я побежал, достаточно быстро, чтобы сразу несколько оторваться от паука, но все же не слишком резво, чтобы как можно дольше сохранить темп и дыхание. Небольшой по сравнению с пауком рост сослужил мне и добрую службу — я беспрепятственно несся между стволов, толстые ветви мелькали высоко над головой, в то время как пауку приходилось прокладывать себе дорогу сквозь чащу, ломая и топча все на своем пути, будь то кроны деревьев, могучие стволы или густые кусты. Сила паука, казалось, была беспредельной, гигантские ели он валил весом своего тела, словно солому. И все же ему постоянно приходилось бороться с препятствиями, тратя на это драгоценное время и силы, пока я не разбирая дороги, сломя голову летел по прямой. На открытом пространстве наша гонка завершилась бы очень скоро, длина его ног сыграла бы решающую роль.