Book.

Видимо, боллогу доводилось нырять и на дно океана, поскольку в голове у него сохранились удивительные картины доисторического подводного мира. Гигантские светящиеся медузы с многочисленными прозрачными щупальцами, огромные каракатицы, дерущиеся друг с другом, стаи древних акул со сверкающими отточенными зубами, затонувшие материки, ушедшие на дно океана мертвые города с поросшими ракушечником небоскребами, превратившимися в обиталище громадных раков и двуглавых мурен. Видел боллог и мрачные кладбища затонувших кораблей, и клокочущие подводные вулканы, и светящихся изнутри рыб с птичьими головами, громадных морских коньков с переливчатыми пестрыми плавниками и электрических рыб-спиралей.

Он нырял еще глубже, в черноту глубоководных трещин, в расселины на морском дне, где живут существа из лавы, на удивительные танцы которых невозможно наглядеться. Он исследовал коралловые леса замонианской ривьеры, оранжевые, кобальтовые, красные, ветвящиеся на полянах, покрытых ковром золотистых водорослей, над которыми пасутся целые стада морских коньков, огромных, размером с единорога.

Публика была в полном восторге. Как впавший в экстаз пианист, я неистово дергал за нервные окончания во всех регистрах. Порой я позволял себе отчаянные импровизации, но не просто выуживал из памяти боллога бессвязные, хаотические воспоминания, а, следуя своеобразной цветовой драматургии, вызывал картины, подчиненные одной теме, то есть одному цвету, например только в желтых тонах: текущие потоки лавы, сияющие лучи заката, поля, поросшие одуванчиками, колышущиеся золотые водоросли, а потом вдруг резко переходил на красное: взрывающиеся метеориты, маковые луга, табуны древних огнегривых коней — и все это в сопровождении грандиозной музыки.

Признаю, в этих феерических представлениях было больше китча, чем подлинного искусства, но что поделаешь, кто бы устоял от соблазна при подобном-то исходном материале.

Да и публике это нравилось. По прошествии двух месяцев я собрал все двенадцать тысяч до последней сельсилии.

План. — Ну-с! Сверим ‡асы! — скомандовал картограф. Куб. Шар. Тетраэдр.

— Шестнадцать часов! — сообщила 16Ч.

— Девятнадцать часов тридцать семь минут! — предложил я.

— Без ‡етверти двенад‡ать! — прошелестел картограф, снова став кубом.

Карта, которую я получил от него, превзошла все мои ожидания. Она стоила затраченных двенадцати тысяч. На ней не только подробнейшим образом были отображены все мозговые извилины, очень важные спрямления и тупики, — она представляла собой настоящий шедевр изобразительного искусства. Начертанная темно-красными чернилами (кровью боллога!) на тончайшей мозговой ткани, она казалась мне картой сокровищ, подлинным чудом, облегчающим ориентирование в пространстве. Теперь-то я точно легко и просто, без заминок и промедлений, найду дорогу к противоположному уху. А без карты — сейчас в этом не было уже никаких сомнений — мне пришлось бы, наверное, всю оставшуюся жизнь потратить на поиски выхода из лабиринта.

— Маршрут отме‡ен пунктирной линией, — пояснил картограф. — Никого не слушай, особенно если какая-нибудь плохая идея будет уговаривать тебя срезать путь. Следуй наме‡енному маршруту. Не отвлекайся. В жизни, знаешь ли, никто не ходит прямыми путями. Иной раз лу‡ше дать крюку, прямая дорога отнюдь не всегда самая короткая. Это тебе говорю я, старый картограф.

Я положил на пол мешок с сельсилиями и произнес слова искренней благодарности.

— Сверяем ‡асы! — воскликнул картограф, приняв форму шара.

— Шестнадцать часов! — не моргнув глазом, выпалила 16Ч.

— Семнадцать часов тридцать восемь минут! — отозвался я.

— Коне‡ рабо‡его дня! Самое время немного вздремнуть, — проскрипел картограф, все еще пребывая в форме шара, потом несколько раз подпрыгнул, как мячик, и выпроводил нас из конторы.

Прежде чем отправиться в долгий путь, я решил на прощание дать еще одно представление, совершенно бесплатно.

Я хотел исполнить самый лучший, самый грандиозный сон, призванный стать вершиной моего снорганистского искусства. Великому замыслу соответствовало простое название:

Сон циклопа

Доисторическое море. Подводный мир. Любимая музыка циклопов. Пузырями раскаленной лавы движутся вверх огненные медузы. На экране появляется тираннокит, мы видим, как он плывет. По пути он заглатывает целую стаю акул. Хорошо закусив, довольный тираннокит лениво движется дальше. В этот момент боллог, наблюдавший за ним все это время, бросается ему на спину. Завязывается смертельная битва. Боллог впивается в морского гиганта мертвой хваткой и держит его до тех пор, пока тот не перестает бешено колотить хвостом и не покоряется победителю. Тогда боллог триумфально плывет на спине у кита к берегу. Вместо того чтобы убить гигантскую рыбу и зажарить ее мясо себе на обед, он ее отпускает. Кит исчезает на горизонте в лучах заходящего солнца. Звучит патетическая музыка.

Смена декораций.

Древняя Замония. Небо переливается всеми цветами радуги. Кометы с бешеной скоростью проносятся по небосводу. Бум-бу-бум! Что это? Приближающаяся гроза? Нет, это не гром!

Смена декораций.

Это первобытная битва! Сотни боллогов собрались в долине и, размахивая стволами деревьев, дубасят друг друга. Зритель попадает в самую гущу сражения. Целых двадцать минут на экране мелькают пестрые сцены драки.

Смена декораций.

Романтическая музыка. Боллог, уставший, плетется домой, к своей любимой. Она сидит посреди долины и плетет себе венок из столетних дубов. Боллог надеется получить причитающийся победителю поцелуй. Драматическая музыка! Возлюбленная дает ему от ворот поворот. Он не принес ей подарка. А мог бы прихватить с собой с поля брани хотя бы дубину.

Смена декораций.

Очень печальная музыка. Боллог идет под метеоритным дождем. Что подарить любимой? Надо было придушить этого недотепу кита? Снова — бум-бу-бум! Приближающаяся гроза?

Нет. Это взрыв вулкана.

Оптимистическая музыка. Боллог подходит к вулкану. Сверху вниз смотрит он на крошечную гору. Потом бережно начинает ее выкапывать. Он аккуратно извлекает вулкан из земли. Надо быть осторожным, чтобы не повредить стебелек лавы вместе с его огненным корнем. Боллог несет действующий вулкан, словно тюльпан, за длинный стебель застывшего базальта. Он держит его очень бережно и внимательно следит, чтобы расплавленная лава не капала вниз на лапы.