– Что трётль?
– К трётлю ты обращалась?
– Скрытники обращались. Но он же в обратном мире, папа! Как ты не понимаешь!
– Ничего это не значит. Ведь Альшоль научил скрытников проникать в прямой мир! Ты же сама говорила – этот, на митинге…
– Так то Альшоль… – вздохнула Санька.
– Где он, трётль? – спросил папа, поднимаясь со скамейки.
– Здесь недалеко.
Пока шли к Карповке, папа инструктировал Саньку:
– Просить должна ты. Только у тебя есть шанс. Не может быть, чтобы он не услышал!
Они пришли к монастырю, который возвышался над Карповкой массивной неподвижной громадой. В скверике, где они остановились, было полно мам и бабушек, гуляющих с детьми.
– Саша, давай, – шепнул папа.
– Трётль, ты меня слышишь? – пискнула Санька.
– Громче! – потребовал папа.
Санька оглянулась на мам и бабушек – крыша бы у них не поехала! Потом – была не была! – сложила ладони рупором, приставила ко рту и закричала что есть силы:
– Дорогой трётль! Это я, Санька! У меня пропал Альшоль! Я не могу без него жить! Помоги освободить его! Пожалуйста! Я тебя очень прошу!
– Мы тебя очень просим, трётль! – закричал папа. – Что тебе стоит?!
Мам и бабушек вместе с детьми будто ветром из сквера выдуло. Только монастырь не шевельнулся, не отозвался. Санька бессильно опустила руки.
– Я же люблю его, трётль… – прошептала она.
И тут они с папой почувствовали, как дрожит под ногами земля от могучего топота.
Они оглянулись. Со стороны Песочной набережной, прямо по трамвайным путям, приближалось к ним что-то огромное, мохнатое и решительное. Оно шло на двух ногах, громко сопя и подныривая под тросы растяжек трамвайных проводов. От него шарахались в стороны прохожие и автомобили.
– Трётль… – прошептала Санька.
Действительно это был трётль – не такой огромный, как монастырь, но вполне внушительный. Он подошел к скверику и изрек сверху басом:
– Кто меня звал?
– Мы, – сказала Санька. – Нужно освободить Альшоля.
– Это я знаю, отец дал поручение, – трётль указал на монастырь. – Дорогу покажете?
Он усадил Саньку с папой себе на плечо и зашагал вдоль Карповки к Кировскому проспекту. Папа и Санька подсказывали ему на ухо дорогу.
Переполох, конечно, возник изрядный. Милиционеры свистели, краснея от натуги, автомобили сигналили… Мальчишки бежали за трётлем. А тот шел себе крупными шагами, и мостовая под ним гудела.
Дальше начался штурм тюрьмы, завершившийся полной победой трётля.
Когда Санька увидела Альшоля в тюремном окне, она не сразу его и узнала – постриженный наголо, с клочком бороды, похудевший, с жалким беспомощным взглядом… У Саньки слезы навернулись на глаза. Она даже выстрелы не слышала.
…По Литейному проспекту, обрывая широкой грудью трамвайные и троллейбусные провода, мчался прыжками могучий трётль, похожий на гигантскую обезьяну с зелеными глазами. За ним бежали милиционеры, все более отставая. Из улицы Салтыкова-Щедрина вынырнула пожарная машина и устремилась вдогонку. К ней присоединилась милицейская машина с мигалками.
– Куда бежать? – спросил трётль.
– Дуй по Фонтанке! На Московский проспект, – скомандовал папа.
Трётль свернул на улицу Пестеля и вскоре оказался на набережной. Преследователи не отставали. Их становилось все больше. Все новые и новые машины с мигалками выныривали отовсюду. Одна попыталась перегородить дорогу в районе улицы Белинского, но трётль перешагнул через нее, пошел дальше. Однако у Аничкова моста стоял уже громадный крытый фургон, в каких возят мебель. Он был трётлю по пояс, но на крыше фургона выстроились милиционеры в шлемах, бронежилетах и с металлическими щитами. Если перелезать через них – можно кого-нибудь зашибить.
– Эх, была не была! – сказал трётль. – Держитесь крепче!
И он, перешагнув через парапет, ухнул в Фонтанку. Взметнулась волна, выплеснувшись на обе набережные, а трётль, вынырнув на поверхность вместе с мокрыми, вцепившимися ему в загривок беглецами, поплыл по Фонтанке брассом в сторону Московского проспекта.
Толпились у парапета люди, указывая на трётля пальцами, верещали милицейские машины…
– Поймают… – прошептал Альшоль.
– Пожалуй, – согласился папа, – от них не скроешься.
И тут вдруг в небе потемнело. Огромная туча нависла над городом, и из нее вдруг упал такой небывалой силы ливень, что всех зевак с набережной смыло в подворотни. Захлебнулись сирены милицейских машин. В двух шагах ничего не стало видно: дождь падал стеной!
Но странно – вокруг плывущего по реке трётля было пространство, куда не попадала ни одна капля. Дождь будто оберегал трётля от погони! И тут в шуме падающей воды послышался тихий, ласковый голос:
– Я с вами… Я с вами, друзья…
– Билинда! – воскликнул Альшоль. – Спасибо, друг!
Да, это был дождь с планеты Фассия, он услышал зов друга и прилетел сюда, чтобы упасть с небес и защитить Альшоля. Упасть и навсегда исчезнуть в мутных водах Фонтанки, в канализационных люках огромного города.
Трётль, охраняемый дождем, вылез на берег у Обуховского моста и устремился по Московскому проспекту к парку Победы. Вокруг гремела и бурлила вода, но маленький пятачок вокруг трётля был от дождя чист. Он перемещался вместе с беглецами, точно луч прожектора, направленного на землю с небес.
Так они добрались до цирка-шапито – большого брезентового купола напротив парка Победы.
– В слоновник! – скомандовал папа, указывая трётлю путь.
Трётль повернул направо и оказался у ворот. Папа Мявуш спрыгнул на землю и открыл ворота. Наконец-то беглецы оказались в безопасности – в просторной вольере, где за решетками сидели дрессированные львы, а в загоне раскачивали хоботами слоны.
– Приехали, – сказал трётль, ссаживая на землю Альшоля с Санькой.
А вечером состоялось первое выступление клоуна Мявуша перед ленинградской публикой.
Санька и Альшоль сушили свою одежду у папы в гримерной, нарядившись пока в клоунские костюмы: Альшоль надел костюм Пьеро, а Саньке папа раздобыл костюм Коломбины. Они рассматривали себя в большое зеркало и хохотали. Потом Санька принялась звонить друзьям, приглашая их на представление.
Захар и Кроша, узнав о чудесном освобождении Альшоля, с радостью приняли приглашение. Санька договорилась о встрече у служебного входа и, вздохнув, набрала номер мамы.
– Мама, это я, – сказала она виновато.
– Саша, ну что это такое! Опять пропала! Я пришла, вся мокрая, этот ужасный дождь, никогда такого не было. А тебя нет!