Будь она жива, быть может, вырвала бы меня из лап этих мерзавцев. А может, и нет. Возможно, все было бы так, как оно и было. Но, думаю, этого я уже никогда не узнаю.
Как бы там ни было, но это длинная история. Только в тринадцать лет я покинула Чарли и близнецов. Большую часть времени мы жили в фургоне. Когда мы не переезжали куда-нибудь в очередной раз, то останавливались где-нибудь у черта на куличках. В лесу, в чистом поле. Чарли не хотел никого видеть рядом.
За все то время, пока была с ними, я никогда не ходила в школу.
— Никогда? Как же ты научилась читать?
Анжела повела плечами.
— Они-то меня точно не учили. Должно быть, научилась от мамы. По меньшей мере усвоила какие-то азы, а потом уже училась самостоятельно. Пока жила с этими ублюдками, читала все, что попадало под руку. Это было так здорово. И, вероятно, это и спасло меня от помешательства. Читая, я жила жизнью других людей. И эти жизни всегда были лучше моей — даже когда героям приходилось несладко. Думаю, именно книги удержали меня на плаву. Книги и мои грезы.
Иногда мы проезжали мимо школ, и я видела этих ребятишек… Мне кажется, тогда мне больше всего на свете хотелось пойти в самую обычную школу. Мне часто снились сны о том, как это произойдет. Но я не могла пойти в школу, как другие дети, так что решила побыстрее вырасти и стать учительницей. Это было для меня самым главным, целью моей жизни — стать учительницей. И учить детей любви к книгам. Я верила, что это когда-нибудь случится, если до этого меня не убьют.
— Ты думала, что они тебя убьют?
— Просто по счастливой случайности им это не удалось.
— Господи, — пробормотал Говард.
— Они были ненормальными, психами. Как этот тип, что нападал на нас, но, вероятно, еще хуже.
— Да что они тебе сделали?
— Спроси, что не сделали.
— Но ведь ты была еще ребенком.
Анжела пожала плечами.
— Это их не остановило. Но они стали намного… активнее… когда мне исполнилось девять или десять. И потом, когда у меня стали развиваться груди… Думаю, все бы еще ничего, да только они никогда не могли обойтись без того, чтобы не помучить меня. И не потому, что я их злила. Они делали это для встряски. Это… заводило их. Меня раздевали и связывали. Иногда в ход шли наручники. А то и подвешивали за руки на ветку дерева или что там еще подворачивалось и стегали меня ремнями или электрическими шнурами или колотили палками. Боже, чего только не испытала я на своей шкуре, даже представить трудно. При этом часто в дело шли щипцы или… так вот, терзая меня, они доводили себя до исступления и затем… ну это, насиловали меня.
В голове Говарда стоял какой-то туман. Мужчины делали подобные вещи? Анжеле? Девушке, сидящей сейчас рядом с ним?
Он посмотрел на нее исподлобья.
— Они и вправду такое делали?
— Да. И не только со мной. Очень часто это были совсем посторонние люди. Они подвозили голосовавших на дороге женщин или девушек, а затем те становились их жертвами. Иногда они даже сталкивали с дороги машины, если за рулем сидели одинокие женщины.
— О Боже, — буркнул Говард.
— Для некоторых из них, надо полагать, все это закончилось трагически. Но на моих глазах они никого не убивали. Я всегда пряталась в фургоне, когда это происходило, и слышала крики женщин. И еще как они смеялись и визжали от радости. А я радовалась тому, что на этот раз это была не я, а кто-то другой.
Анжела встала. Повернувшись, Говард увидел, как, пройдя мимо него, она взяла несколько палок и бросила в огонь. Затем оглянулась на него.
— Не хочешь немного пройтись?
— Конечно.
— А то попка онемела, — криво усмехнулась она, включая фонарик.
Говард поднялся. Ослабив пояс на одну дырочку, он сунул за пряжку револьвер стволом вниз.
Бок о бок они медленно пошли по направлению к палаткам. Очень тихо Анжела произнесла:
— Уверена, ты никогда не ожидал услышать подобную историю.
— Это… ужасно. Боже! Как можно совершать такое безнаказанно?
— Ну, во-первых, они постоянно переезжали и, надо полагать, обычно оказывались за многие мили от места преступления, задолго до того, как полиции становилось известно об исчезновении их жертв. И потом, мы постоянно ездили какими-то окольными путями, а в населенные пункты заезжали лишь затем, чтобы пополнить припасы…
Когда они зашли за палатки, Анжела замолчала и, скользнув лучом по задним стенкам каждой из них, осветила ближайшие заросли.
— Как тебе удалось вырваться от этих мерзавцев?
Анжела подождала, пока они отошли подальше от палаток, почти к самому лесу.
— Они убили меня.
— Что?
— Мне тогда было тринадцать. Мы были где-то в Орегоне, и они остановились, чтобы подобрать попутчицу. Думаю, той было всего пятнадцать или шестнадцать. Как бы там ни было, но она уже собиралась залезть в фургон. А я больше не могла всего этого терпеть: закричала, чтобы предупредить ее, та и убежала. И ей удалось скрыться. А меня вывезли на какое-то поле. Обрабатывали меня… ну, не знаю, несколько часов, не меньше. Решили, что убили меня. Когда я проснулась… ну, они это, похоронили меня.
— Похоронили?
— В одной из тех безымянных могил, о которых ты, наверное, слышал. К счастью, они бросили меня в яму лицом вниз. Так что я могла дышать. Да и сверху было совсем немного: чуть-чуть земли и несколько крупных камней, а в основном — листья и мусор. В общем, я выкарабкалась. А их уже не было. Больше я их никогда не видела. — Она снова пожала плечами. — И ничего о них не слышала: возможно, все трое уже мертвы. Или где-нибудь в тюрьме.
— Надеюсь, они мертвы, — проронил Говард.
Анжела взяла его за руку и пожала ее.
— В этом ты не одинок.
Они шли по периметру лагерной поляны к озеру. Анжела пробежала лучом фонаря по каменистому берегу, затем повернулась лицом к лагерю.
— Что случилось после того, как ты убежала?
— Я вышла к дороге и меня подобрали какие-то люди. Затем какое-то время провела в больнице.
— Ты все рассказала полиции?
Повернувшись к нему, Анжела покачала головой.
— Я симулировала амнезию.
— Что?
— Говард, я была так испугана. Чарли и близнецы считали меня мертвой. Меня приводила в ужас мысль о том, что они узнают, что я жива, и будут меня разыскивать. Поэтому я притворилась, что ничего не помню, даже своего имени. Это сработало, и очень скоро копы оставили меня в покое.
— Если бы ты рассказала, возможно, их бы поймали.
— Знаю. Но я до того была напугана, что не стала рисковать. Ты и представить себе не можешь мое состояние. Они держали меня девять лет. Понимаешь, Говард, целых девять лет. И все эти дни я жила с безумцами, которые делали со мной все, что хотели. И некоторое из этого было намного хуже, чем то, о чем я тебе рассказывала. А тут я неожиданно оказалась на свободе и была по-настоящему свободной, потому что для них умерла. И я готова была на все, лишь бы они никогда не узнали, что я жива.