Только бы не нарваться на любимую милицию, успел подумать я, ныряя в спасительный туман, так как в отдалении уже был слышен ее уверенный, победный голос.
Внезапно впереди я увидел знакомую серую фигуру — Гурвич, мать твою?!.. Не уйдешь! Я примерился было схватить его сзади за горло, но он вдруг перехватил мою руку, быстро нагнулся и перебросил через себя — моим же коронным приемом!.. Копчиком об асфальт — это я вам скажу!.. Взвыв от боли, я почти рефлекторно выполнил прием «копыто» и… попал во что-то мягкое и податливое. Он не то застонал, не то всхлипнул, и на меня рухнуло массивное тело. Оно оказалось почему-то очень холодным, скользким и буквально расползалось под пальцами. На меня вдруг накатила волна такого ужаса, что я заорал, не щадя связок, благим матом, как в детстве во время отцовской порки. Я орал, судорожно расшвыривая вокруг куски этого мерзкого желе, только что бывшего человеком, и очнулся лишь когда в лицо ударил резкий запах нашатыря, и надо мной склонилась знакомая черная кожаная глыба.
— Да это же господин Котов?! — удивленно прорычал сержант Бульба, бережно хватая меня под мышки. — Что случилось? На вас напали?
— Вы так вопили, будто вас резали без наркоза, — сострил его молоденький напарник, помогая мне дойти до машины.
— А вы, случайно, не из «Ориона» выскочили? Там бардак какой-то, поинтересовался Бульба, втискиваясь на место водителя.
— Н-нет, — промычал я, все еще внутренне содрогаясь от пережитого.
— Куда вас отвезти?
— Д-домой, если можно, — выдохнул я, откидываясь на спинку сиденья и доставая сигареты. — Не найдется ли у вас спичек, сержант?
…Будильник верещал как мартовский заяц, причем оказался не на стуле рядом с кроватью, а посередине комнаты на столе. Поэтому, стукнув по обыкновению ладонью и не попав, я слегка удивился и определив примерное направление, спросонок запустил в него шлепанцем.
Проклятье!.. Надо же было вчера так надраться, да еще в одиночку?!..
Я с кряхтеньем и стонами, почти наощупь — глаза отказывались воспринимать даже электрический свет — пробрался в ванную и отвернул холодный кран на всю катушку. В голове ревел стадион, а пенальти, по-моему, били прямо в затылок. Приоткрыв глаза, я попытался рассмотреть себя в зеркале — м-да! Как там говаривал покойный Владимир Семенович в известном фильме: «…Ну и рожа у тебя, Шарапов!..»
Вода пошла совсем ледяная, и я, набрав побольше воздуху, сунул свой «чугунок» под звенящую струю. Стадион под черепом взвизгнул и бросился врассыпную — отлично! Я с ожесточением растер жидким холодом лицо и шею и почувствовал наконец, что приобрел нечто общее с цивилизованным человеком, журналистом Дмитрием Котовым.
Правда, я несколько переоценил собственные силы, потому что выйдя из ванной, вновь услышал в голове отдаленный тяжелый гул. Сообразив, что без лечения не обойтись, я двинулся на кухню за пивом, но в самом конце этого несложного маршрута ноги мои вдруг разошлись во времени и пространстве, голова сделала вид, будто ее это не касается, и больной хозяин, брошенный на произвол судьбы, оказался на полу. Стадион под черепом завороженно замолчал, похмельные мысли встали во фрунт и попытались проанализировать ситуацию, а в правую руку от локтя до пальцев впились сотни взбесившихся кактусов. Задница прилипла к линолеуму, а под левой рукой хрустнули ошметки яичной скорлупы. Ругательства застряли в пересохшей глотке — полжизни за пиво! — и тут я увидел эту черную бестию, виновника всей трагедии.
Ярость прибавила скорости сонным мышцам, и мне удалось ухватить замешкавшегося кота за ухо.
— Так ты еще и вор?!
Грэг матерно заорал, извернулся и цапнул меня за палец. От неожиданности и боли я выпустил мерзавца, и он тут же удрал из кухни.
На сей раз я благоразумно отказался от помощи «традиционной медицины» и прибегнул к старому и проверенному средству. Бутылка пива и вчерашний холодный бифштекс все-таки придали некоторую жизнеспособность моему организму, так что я даже оказался в состоянии без происшествий добраться до телефона и с первого раза набрать правильный номер.
На удивление, Ракитин отозвался сразу и с явным неудовольствием.
— Котов? Какого лешего, где ты болтаешься? Хочешь, чтобы за тобой «луноход» прислали? Ты еще вчера должен был явиться для объяснений!
— Слушай, Олежек, не гони! Я же вовсе не уклоняюсь, и если у тебя найдется пиво и аспирин, то я примчусь быстрее лани.
— Мне не до шуток, Димыч, тут такое творится! Ладно, иди, проспись, но только до обеда! Я тебя прикрою от комиссара.
— Погоди, — я с трудом ворочал языком, стадион в голове снова заполнялся зрителями, — а разве тебя не интересуют подробности происшествия в «Орионе»?
— А что тебе известно? — Ракитин насторожился.
— За пиво и аспирин…
— Шантажист. Жду.
Вот это — по-ракитински! Я выскочил на улицу с максимальной скоростью взбесившейся черепахи и, окунувшись в знакомую промозглую сырость, оседлавшую город, самоуверенно решил, что могу вести машину. Однако на стоянке меня ожидал сюрприз. Моей любимой «двадцатки» на месте не оказалось, а на очевидный вопрос сторож вытаращился так, будто я заговорил с ним по-китайски. Это было уже слишком!
— Тебе за что деньги платят?! За охрану стоянки или…
— Помилуйте, Дмитрий Алексеевич! — старик замотал головой, словно пытаясь отогнать навязчивое видение. — Так ведь не ранее, как полчаса назад вы же сами и взяли «ладушку» вашу!
— Слушай, Минеич, — мне вдруг стало не по себе, — а ты, часом, не приложился с утра?
— Ни в коем разе! Как можно? — старик истово перекрестился. — А вот вы вчерась…
— Вот именно! — я поспешно полез за сигаретами. — Так что, сам понимаешь, не мог я раньше… Только сейчас из дома, — я закурил и протянул пачку сторожу.
— Да неужто я бы вас не признал, Дмитрий Алексеевич?! — продолжал бормотать он, осторожно разминая сигарету, — и куртка ваша, и кепка, и джинсы… — он погремел коробком и выудил двумя заскорузлыми пальцами спичку.
У меня отлегло на душе — конечно, простой угон! Наверно, это и к лучшему — на такси доберусь. Я ободряюще хлопнул Минеича по плечу, отдал ему всю пачку «Монте-Карло» и двинулся к проспекту.
Свободная машина, казалось, поджидала меня на троллейбусном кольце, и едва я устроился на заднем сидении, ринулась в светлеющую мглу пустынного проспекта.
…Я шел по какой-то незнакомой улице в старой части города, обстроенной черными бревенчатыми двухэтажками на кирпичных фундаментах. Мне нужно было во что бы то ни стало добраться до конца улицы до того, как это произойдет.
Что?..
Я не знал точно, но знал, что могу и должен обязательно предотвратить это. Поэтому я шел и шел, и задыхался — курить надо меньше! — и сердце снова, как в первый раз, пустилось вскачь… Я уже видел перекресток, и фонарь на углу, а к нему, впереди меня, шла женщина, чем-то знакомая, и именно в ней было все дело! Но — далеко, а она почти дошла до угла. Вот остановилась, оглянулась будто ее окликнули, и — действительно — из-за дома появилась фигура, тоже знакомая…