Тороплюсь, задыхаюсь — ни побежать, ни крикнуть. «Господи, да что же это?!.. Он набросился на нее, душит!.. Скорее, лишь бы успеть!.. Что?.. Не знаю. Помочь ей? Спасти?.. Или — нет, увидеть! Увидеть его лицо, обязательно! Это очень важно, чтобы спасти ее…»
И вот уже я рядом. Женщина стоит на коленях, хрипит, глаза закатились. Он убивает ее, медленно раздавливая гортань…
«Садист! Выродок! Повернись ко мне, посмотри в глаза! Я запомню тебя, я узнаю и тогда тебе — крышка! Конец!..»
Воздух вдруг становится плотным и вязким, движения даются с трудом, а тот упорно отворачивает лицо, и мне нужно обойти его, чтобы узнать. Запомнить. Спасти…
Неожиданно он резко поднимает голову, и я вижу его в упор. И узнаю. И кричу от ужаса. И не слышу собственного крика. А он бросает свою жертву, хватает меня за плечи и трясет, и что-то говорит одними губами, и в глазах его страх, отчуждение, просьба…
— Эй, приятель, очнись! — услышал я откуда-то издалека и с трудом приоткрыл отяжелевшие веки.
Таксист испуганно тряс меня за плечо, перегнувшись через сиденье.
— Ты чего это?
— А? Что? — я не узнал собственного голоса и закашлялся.
— Припадочный? — уточнил таксист, успокаиваясь.
— Да нет, задремал вроде. Кошмар приснился.
— Бывает… С тебя десять монет, — он включил магнитофон.
Я протянул ему деньги и вылез из машины. Резкая смена сухого тепла салона на холодную пронизывающую сырость окончательно привела меня в чувство, но где-то в глубине сознания затаился неприятный колючий комочек страха пополам с подозрением.
Олега, вопреки ожиданию, на месте не оказалось, но кабинет его был открыт, а на столе стояла банка пива с таблеткой аспирина на крышке. Едва я проглотил лекарство и принялся за пиво, устроившись в кресле хозяина, как в дверь заглянул наш доблестный комиссар Берест и воззрился на меня как на зомби.
— Так ты живой?!.. А где Ракитин?
Я едва не свалился со стула, подавившись пивом.
— То есть как «живой»?!.. Что за идиотский вопрос?!
— Разыгрываешь? — Николай подозрительно покосился на банку и сел, по обыкновению, на стол.
— Чтоб я жил на одну зарплату! — поклялся я. — Только что прибыл на такси по настоятельной просьбе инспектора Ракитина, а он…
— Кстати, господин журналист, на каком основании вы игнорируете требования правоохранительных органов и увиливаете от дачи показаний? вспомнил на мое несчастье Берест. — По браслетам соскучились?
— Не смешно, комиссар, — я скорчил оскорбленную мину. — Когда это я уклонялся от сотрудничества с органами?! Наоборот! Всю свою сознательную жизнь я мечтал влиться в ряды отважных борцов с преступностью и кровью и потом, так сказать…
— Это называется «словесный понос на почве сильного эмоционального перенапряжения», — невозмутимо парировал Николай. — Мы тоже книжки почитываем. Так почему я, комиссар криминальной службы города, должен как студент-первокурсник ожидать чуть ли не до полуночи явления журналиста Котова с повинной?
— Слушай, начальник, чтоб мне пенсию не дали, если вру! — я решил куролесить до конца. — Не мог я вчера, на шухер налетел в «Орионе», едва ноги унес, чтоб мне копчиком в кадык получить!
— И как же ты уцелел все-таки сегодня? — прищурился на меня бравый комиссар.
— Да где я должен был уцелеть-то?! — не выдержал я, в конец сбитый с толку его поведением.
— Интересно! — хмыкнул Берест и принялся набивать трубку. — Дело в том, господин журналист, что десять минут назад нам позвонил некто Вольский и сообщил, что ты разбился на своей «Ладе-престиж» у кинотеатра «Орион». Олег выехал туда, а ты…
— …воскрес и явился сюда, чтобы посмотреть на ваши глупые рожи! — я сплюнул и принялся искать сигареты в ящиках стола. — Дело в том, господин комиссар, что сегодня утром мою машину угнали со стоянки, и разбился, скорее всего, похититель, — я выудил помятую пачку «Петра» и закурил.
— Ну, тогда все прекрасно! — ненатурально обрадовался Берест и даже ногой взбрыкнул. — Так ему и надо! Зато ты — жив-здоров и если бы помог нам разрешить еще одну ма-аленькую закавыку…
— Короче, Холмс! — мне ужасно не понравилась его ухмылка.
— Для тебя — господин комиссар! — лицо Николая стало скучно-официальным. — Вы, господин Котов, должны объяснить, откуда вам стало известно о местонахождении вещей Анны Закревской? И вообще, почему вы суете нос не в свое дело?
— Я веду параллельное расследование! — огрызнулся я и демонстративно принялся за пиво.
— Что ж, ваше право, — холодно согласился Берест. — Но тогда вы, тем более, обязаны делиться добытой информацией с официальным следствием.
— А я и делюсь! Вещи ведь нашли?
— Нашли. Но мне интересно, как вы узнали об их местонахождении? комиссар, прищурившись, упер в меня желтый от никотина палец. — Я жду объяснений.
— Мне… позвонили, — я сделал скорбное лицо.
— Кто?
— Не знаю… Он не назвался.
— Неудачная версия, — вздохнул Берест с ложным сочувствием, выколачивая трубку в пепельницу. — На сумочке убитой обнаружены отпечатки именно ваших пальцев…
Тут настала моя очередь вытаращиться, и комочек страха глубоко в мозгу зашевелился и начал разрастаться в размерах.
«Отпечатки пальцев?!.. Сон?!.. Сумочка?.. Чугунная ограда?.. Падение?.. Но ведь этого не может быть?! Я же знаю, что был дома и видел сон! Сон!.. Но вещи-то нашлись?!.. Свихнуться можно!..»
— Слушай, Коля, — я попытался улыбнуться как можно доверительнее, если я скажу правду, ты же все равно не поверишь.
— Постараюсь, — кивнул он, — а ты не ври.
— Ей-богу, Матвеич! Я все это увидел во сне! — выдохнул я и, заметив на его лице скептическую ухмылку, торопливо пересказал сюжет своего первого видения.
Берест вновь набил трубку, слез со стола, но высказать свое мнение не успел. В коридоре раздался топот, и в кабинет ввалился взмыленный Ракитин. Увидев меня, он шумно, облегченно выдохнул и полез в холодильник. Мы с Николаем молча ждали, пока он гремел банками и бутылками. Наконец, с жестянкой «Черри-колы» в руке Олег уселся верхом на стул посреди кабинета и изрек:
— Ну и живуч же ты, Лексеич! И разбиться успел, и уцелеть, и в управление добраться — герой!..
— Не понял… — у меня неприятно засосало под ложечкой.
— Ну, в машине же ты был? — Ракитин, причмокивая, отпил из банки.
— Кто тебе такое сказал?
— Свидетель, Димыч, самый настоящий и очень даже живой! Вольский Антон Аркадьевич, сотрудник…
— …Института, доктор психологических наук, отдел пограничных состояний, — закончил за него я, чувствуя, как все холодеет внутри.