— Ты же знаешь, что я иду по Тропе, Сынару. Покажи мне дорогу на перевал.
Она закусила губу, опустила голову и отвернулась. Я выждал с минуту и уже совсем было собрался уходить, но вдруг Сынару резко обернулась и взглянула на меня совершенно ясными сухими глазами:
— Хорошо. Подожди здесь.
Она быстро вышла из комнаты и через пару минут вернулась с брезентовой торбой с потертыми кожаными лямками.
— Это мешок отца. Он с ним в тайгу ходил. Тут все необходимое: спички, соль, чага, талкан…
— Спасибо, Сынару. Бик зур рэхмэт! — Я взял торбу и закинул на плечо. — Идем, покажешь дорогу.
Путь через перевал я бы самостоятельно вряд ли нашел, даже с помощью новой сиддхи пространственного видения. Тропа была совсем непохожа на человеческую — скорее козья стёжка, петлявшая по самому краю каменной осыпи. Однако Сынару двигалась уверенно и легко, а за ней я — след в след. На подъем ушло минут сорок, не больше. Наконец дочь шамана остановилась и махнула рукой в сторону показавшейся расселины:
— Тебе туда, Дамир. Когда выйдешь с той стороны горы, держи направление на круглую вершину — это Йокла-ерткыч, Спящий зверь. Карангы-Тел лежит на полпути к ней.
— А разве ты не идешь со мной?
— Нет. Отец сказал, сугышчи должен прийти один. Будь осторожен, Дамир. Горы не прощают безрассудства и самоуверенности.
Не дожидаясь моего ответа, Сынару повернулась и исчезла за выступом скалы, а я остался один на один с горами и неизвестностью. Страха не было, а было непроходящее ощущение чужого внимания. Причем зафиксировать этот поток внимания я, как ни старался, не смог. А это, естественно, вызывало лишнее напряжение сенсорной сферы организма. Единственное, что я мог в такой ситуации, постараться максимально отстраниться от этих ощущений, или, как говорят психологи, «закавычиться»: наблюдают, но как бы не за мной.
Как ни странно, последнее мне удалось. Тем более, что подобный трюк я проделывал по жизни множество раз. Почувствовав, что внутреннее напряжение ослабло, я поудобнее примостил на плече торбу и двинулся к расщелине.
* * *
В долине я оказался под вечер. Ничего особенного ни на первый взгляд — обычный, ни на второй — пространственный, я здесь не увидел. Распадок как распадок: заросшие разнотравьем пологие склоны, речушка или скорее большой ручей, шебуршащий по дну, стрекозы и прочая мухота, танцующая над мохнатыми метелками овсюга и пахучими бело-розовыми кистями кипрея — лепота! Даже птиц не видно и не слышно. А вот это-то как раз странно!.. Птицы здесь должны, просто обязаны быть.
Пройдя по склону, я за небольшим пригорком наткнулся на останки старой стоянки пастухов — обветшавший навес с тремя стенками из тонких, выбеленных горным солнцем лесин, крытый драником — пластами сухой древесной коры. Под навесом обнаружились полуобвалившийся каменный очаг и пара топчанов из тех же лесин, покрытых серо-желтыми охапками высохшей травы. Возле очага стоял такой же старый и рассохшийся чурбак с воткнутым в него ржавым обломком широкого лезвия то ли ножа, то ли кинжала. У дальней стенки виднелась горка сушняка. В изголовье одного из топчанов я нашел завернутый в кусок полиэтилена котелок, а в нем — коробок толстых охотничьих спичек, такой же коробок с крупной солью и большой кусок чаги.
Поскольку до места встречи я добрался, теперь оставалось только ждать появления Белого шамана Тудегеша. До наступления ночи я успел сходить к ручью, набрал в котелок прозрачной как хрусталь ледяной воды, а на обратном пути нашел в траве несколько крупных грибов, напоминающих шампиньоны, и надергал большой пучок темно-зеленых стрелок дикого лука.
Похлебку из грибов с луком и талканом пришлось варить уже в полной темноте. Получилось необычно вкусно. Я съел почти половину и буквально разомлел от сытости и тепла очага. Потянуло в сон. Понимая, что в таком состоянии до утра не протяну — ночи в горах бывают очень холодные, — я сделал над собой усилие, сосредоточился и провел сеанс терморегуляции тела, настроив на повышенную теплопродукцию.
Затем спокойно устроился на мягком травяном ложе и мгновенно провалился в сон…
Я снова шел по ночному лесу, очень знакомой дорогой, только теперь со мной не было, как в прошлый раз, сопровождавших волка и рыси. Да и темнота была какая-то странная. Некоторое время я не мог понять, почему так ясно и четко вижу тропу, окружающие кусты и ветви деревьев. Лишь позже я догадался, что это инфракрасное зрение дает такой эффект. Надо же! Еще одна сиддха?..
Тропа между тем вывела на ту же самую большую поляну со странным зловещим капищем посередине. Как и в прошлый раз, едва я вышел из-под полога леса, поднялся ветер, и на звездное полотнище ночного неба стали наползать рваные облака. Я отступил под козырек вековых елей — и не зря! Потому что уже через несколько мгновений хлынул самый настоящий ливень, и над головой в непроницаемой тьме прокатился первый раскат отдаленного низкого грохота. А вскоре по плотному облачному куполу заплясали красновато-синеватые отсветы недалеких зарниц — гроза быстро приближалась.
Внезапно во время очередной вспышки я заметил на другом конце поляны две фигуры — мужскую и женскую. Они шли, обнявшись, под дождем прямиком к капищу. Молнии теперь били одна за другой, иногда накладываясь друг на друга, и поэтому поляна почти все время оказывалась освещена. Я увидел, как женщина выскользнула из объятий мужчины, шагнула на плиты каменного круга и вдруг закружилась по ним в каком-то странном угловатом танце, то изгибаясь как кошка, то вскидывая тонкие руки вверх, в стороны.
Мужчина сначала остановился на краю площадки, явно любуясь подругой, но потом его, видимо, заинтересовала черная стела в центре капища, и он быстро направился к ней. Женщина, увлеченная танцем, вначале не обратила на это внимания, но вдруг оборвала пляску и кинулась следом за другом. Он уже протягивал руку к основанию стелы, но женщина успела схватить его за плечи и не дала прикоснуться к камню. Она явно была встревожена его желанием, повернула мужчину к себе лицом и что-то говорила, не отпуская его плеч и кивая головой то на стелу, то на камни-алтари.
Мужчина какое-то время слушал подругу, потом рассмеялся и подхватил ее на руки. Но не понес, как я ожидал, обратно к лесу, а направился к одному из каменных жертвенников. Женщина тоже не ожидала подвоха, поэтому когда мужчина положил ее спиной на камень и раздвинул ей ноги, продолжая обнимать и ласкать, она сначала не сопротивлялась и даже наоборот, ответила на ласку. Опомнившись и сообразив, на чем она лежит, женщина попыталась встать и что-то снова объясняла другу, но он ее больше не слушал и продолжил соитие. Постепенно и женщина поддалась магии секса, и теперь оба неистово занимались любовью под сплошными струями, отвесно низвергавшимися с черного небосвода, подсвеченного красно-синими ветвистыми росчерками разрядов. Темп движений любовников все убыстрялся и, казалось, одновременно учащались вспышки молний, пока не слились в один сплошной огненный узор. А когда наконец два тела содрогнулись и выгнулись, достигнув желанной вершины, в стелу вонзилось ослепительно-синее копье мощнейшего разряда, на один бесконечно-долгий миг высветив всю толщу камня. И в глубине его, как в прошлый раз, протаяла нелепая туша странного существа с двумя ликами.