— По кратеру и сломанным деревьям — уж поверь, стофунтовый булыжник, летящий со скоростью сто тысяч миль в час, бесследно не упадет. — Вытащив свою карту, Эбби разложила ее на песке и придавила углы камнями. Линия, проведенная ею через остров, пересекала берег, на котором они высадились. Она положила на карту компас, определила направление и, поднявшись, махнула рукой.
— Нам сюда.
— Как скажешь.
Эбби вошла в хвойную чащу первой. Ей вспомнилось, как на школьном родительском вечере она должна была прочесть стихи, но, запнувшись, позабыла все на свете. После минуты мучений на сцене она разрыдалась. Однако сейчас эти стихи почему-то пришли на память.
Вот он и лес первобытный, сосны бормочут и ели.
Зеленью мха бородатый, в сумерках неразличимый
Полон шептаний друидов и голосов предсказаний.
Ее обычная история — вечно все не вовремя.
Сверяясь с компасом, она углублялась в лес. Тусклый зеленоватый свет пробивался сквозь деревья, и ветер вздыхал в их далеких высоченных верхушках. Она словно шла нефом огромного храма, где стволы возвышались точно могучие колонны, а землю ковром устилал мох. Эбби вдыхала хвойный аромат, вспоминая, как в детстве с отцом и матерью жила здесь в палатке в северной части острова. Лежа в спальных мешках, они смотрели на небо и считали падающие звезды. Тогда остров был совершенно заброшен — старые фермерские постройки прогнили и начали рушиться. Сейчас земли скупались под коттеджное строительство, и остров менялся. «Скоро вся прелесть дикой природы исчезнет вместе с ощущением запустения и заброшенности, — думала Эбби. — Появятся модные летние домики с кружевными занавесочками на окнах, и воинственные бабули начнут гонять детишек со своих владений».
Лес становился все более дремучим, и порой им приходилось проползать под упавшими деревьями на четвереньках.
— И никаких кратеров, — заметила Джекки.
— Да мы же только начали.
Они выбрались на поляну; за каменной стеной виднелись надгробия — старое кладбище.
— Обеденный перерыв! — крикнула Джекки, перелезла через каменную стену и, скинув рюкзак, шлепнулась рядом с ним. Прислонившись спиной к одному из надгробий, она начала скручивать «косячок».
Эбби пошла по старому кладбищу, читая надписи на надгробиях. Причудливые имена старинных жителей штата Мэн походили на список личного состава некоего отряда, затерявшегося в неизвестности: Зибедайа Лауд, Хайрэм Картер, Ора Мэй Поулэнд, Нимайа Суэт. Эбби вспомнила похороны матери. Вырвавшись из толпы, собравшейся вокруг вырытой могилы, она пошла на холм, читая имена на плитах, пытаясь таким образом держать себя в руках. Забравшись на гору, она увидела людей, окруживших зияющую черную дыру, подернутую инеем траву и неестественно ярко-зеленый астротурф [19] по краям могилы.
Смерть матери казалась чем-то невероятным. Эбби не могла забыть тот день, когда в больнице спросила врача, как это случилось. Подавленный происшедшим, он горестно посмотрел на нее и искренне признался:
— Мы и сами не знаем. Лет пять — десять назад произошло неправильное деление одной из клеток — тогда все и началось…
«Неправильное деление». Непостижимо, как такая крохотная вещь могла привести к катастрофическим последствиям.
— Эй! — окликнула Джекки из-за груды камней. — Хватит поклоняться своим предкам — иди сюда и составь мне компанию.
Эбби вернулась к восседавшей возле надгробия подруге.
— Моим предкам! Это скорее твои предки, белая женщина.
— Ой, хватит с меня этой чуши — ты такая же жительница штата Мэн, как и я, и давай без обид.
Эбби села по-турецки, взяла самокрутку, затянулась и вернула назад. Дождавшись, пока ощущения дойдут из легких до головы, она развернула сандвич. Они молча поели; потом Эбби легла на траву и, заложив руки за голову, стала смотреть на небо.
— А ты обратила внимание, что чуть ли не половина похороненных здесь моложе нас с тобой? — спросила она.
— Вечно у тебя какие-то мрачные мысли.
— Вот найду метеорит — повеселею.
Они рассмеялись, лежа на траве и глядя в небо.
Рэндал Уорт обогнул Трамкэп-Айленд на своем двадцатичетырехфутовом «Морском волке»; сбивчивую работу дизельного двигателя сопровождали выхлопы, расстилавшиеся над водой облаком цвета бурбона. Трескотня помех едва позволяла Уорту угадывать звучавшую по радио музыку.
Он ловил лобстеров один, без кормчего — работать с ним никому не хотелось. Ну и ладно, не надо ни с кем делиться. Только что какая-то дрянь неожиданно оборвала ему леску. «Провались ты… мать твою!»
Он закинул последнюю ловушку и, повернув руль вправо, пошел на холостом ходу. Леска скользнула в воду, увлекая за собой буй. Ненадолго оставив штурвал, Уорт допил остатки «Курс лайт» [20] и выкинул банку за борт. Он вытер рот и взглянул на приборную панель — двигатель остывал, форсунки были забиты, топливо брызгало с выхлопами, оставляя на воде радужные разводы. Трюмные помпы то и дело изрыгали в океан маслянистую жидкость. Он сплюнул. На палубе валялось нечто моллюскообразное; пнув водяной шланг, он смыл его в сливное отверстие.
Уорт надеялся, что эта рухлядь прослужит ему до конца сезона. Потом он выправил бы страховку и затопил ее. Требовалось всего лишь вставить в трюмную помпу плохой предохранитель и бросить катер на пару дней у причала.
По правому борту проплыл остров Трамкэп-Айленд и вдали показались очертания Кроу-Айленда — и здоровенного, как пузырь, белого купола старой наземной станции. Из гавани острова выплыл паром и, обогнув мыс, направился к Френдшипу. Обернувшись на материк, Уорт с удивлением увидел катер, приютившийся в тихом местечке пролива у острова Марш. Он прищурился.
Ну конечно, «Мареа». Катер Эбби Стро.
Тут же сбавив ход, он вгляделся в даль. Поднимающаяся по позвоночнику ярость наполняла голову, словно вода, пропитывающая губку: мартышка поганая, он не забыл, как она ответила ему на приятное напоминание — «давай, глубже». Да еще в присутствии этой сучки Джекки Спэнн, чтоб ее кто-нибудь хорошенько отымел… Болтаются здесь на Лаудз-Айленде, сокровища ищут. По слухам, у Эбби появилась какая-то карта.
Катер продолжало сносить течением. Уорт вытащил из пластиковой упаковки последнее пиво и выкинул ее за борт. «Может, придушит пару тюленей».
Хлебнув из банки, он воткнул ее в прикрученный возле приборной доски держатель. Ему стало не по себе: появились нервозность и зуд. Он судорожно заскреб щеки, сдирая болячки и ощущая, как кончики пальцев повлажнели от выступившей крови.
Уорт выругался. Нырнув в крохотную подсобку, он отыскал спрятанную стеклянную трубку с колбочкой, кинул в нее что-то твердое и дрожащей рукой поднес зажигалку. Послышался характерный звук, и он порывисто вдохнул — заполнивший колбочку дым пошел в легкие. Прислонившись к покатой стенке, он закрыл глаза в ожидании эффекта, и внезапная эйфория дала ему наконец-то почувствовать себя человеком.