Уэбб поволок Труссебуа на кухню.
— Пожалуйста, не убивайте меня, месье! — всхлипывал солиситор. — Мои клиенты пропадут без меня.
— Мне кажется, что ты слишком поздно вспомнил о своих клиентах, Труссебуа. — Уэбб открыл дверь винного погреба. — Где эта бомба?
Труссебуа помотал головой, давая понять, что не знает. Уэбб повторил свой вопрос, на сей раз приставив дуло пистолета ко лбу Труссебуа.
— Я отвечу вам, если вы пообещаете не убивать меня, — пролепетал дрожавший от страха солиситор.
Уэбб кивнул.
— Рю Сен-Никез. Бомба спрятана в перевернутой повозке в том месте, где улица рю Сен-Никез соединяется с рю Сен-Оноре.
Уэбб затолкал солиситора в винный погреб и захлопнул дверь у него перед носом.
Труссебуа кричал и молотил в дверь кулаками:
— Месье, вы же обещали!.. Вы обещали, что сохраните мне жизнь.
— Я сдержал слово, — отозвался Уэбб.
— Но вы должны выпустить меня. Вы же обещали не убивать меня. Фуше не пощадит меня, если найдет.
— В этом-то и состоит ваша ошибка, Труссебуа. Я обещал не убивать вас, но не обещал выпустить. Я не убью вас. Во всяком случае, не сегодня. Но я не отвечаю за вашего друга Фуше. Вы сами во всем виноваты.
Он вышел из кухни. Солиситор по-прежнему барабанил кулаками в дверь погреба.
Уэбб вбежал в кабинет и остановился. Если Лили еще жива, у него есть шанс перехитрить Фуше и устроить ему веселое Рождество. Когда он найдет Лили… Он не отпустит ее от себя ни на шаг. Никогда не отпустит.
Сбежав по ступеням, Уэбб остановился. Посмотрел налево, затем направо.
Улица, где заложена бомба, слишком далеко от дома графа — пешком он не успеет. Тут раздался стук копыт, и он увидел одинокого всадника.
Уэбб вздохнул с облегчением.
Стараясь ступать как можно осторожнее, он шел навстречу всаднику, прячась в тени деревьев, посаженных вдоль бульвара.
Подобравшись ближе, Уэбб увидел, что перед ним офицер из легкой кавалерии Наполеона.
А он-то думал, что встретит какого-нибудь полунищего бедолагу и купит у него клячу за несколько монет.
И скова ему сопутствовала удача: офицер едва держался в седле. Раскачиваясь из стороны в сторону, он распевал рождественский хорал:
— Вот снова Рождество, прославим Рождество…
— Excuser moi [5] , месье, — сказал Уэбб, выходя из тени деревьев. — Я заблудился. Не могли бы вы сказать мне, как добраться до рю Сен-Никез?
Всадник покачнулся в седле, и тут Уэбб схватил его за руку. В следующее мгновение офицер растянулся у ног Уэбба.
— Я слишком много выпил… — пробормотал офицер. — Вот и не удержался… — И он снова запел рождественскую песню.
Уэбб тяжело вздохнул, но выбора у него не было. Размахнувшись, он нанес офицеру удар в челюсть, и тот мгновенно умолк. Схватив поводья, Уэбб попытался успокоить лошадь. Но она вздрагивала и косила глазом на своего хозяина, лежавшего на земле.
Уэбб вскочил в седло, и животное, почувствовав седока, сразу успокоилось.
Уэбб с сожалением смотрел на лежавшего перед ним офицера.
Похитить в Сочельник у пьяного человека лошадь — значит покрыть себя позором.
Снова вздохнув, он вытащил из кармана кошелек и бросил его на землю. Уэбб знал: в кошельке денег хватит и на новую лошадь, и на вино, чтобы отпраздновать Рождество.
В следующее мгновение он уже мчался в сторону рю Сен-Никез.
Повсюду веселились парижане. В этот год они снова без помех могли отпраздновать Рождество. Люди пили в тавернах и наносили визиты друзьям и родственникам.
Пришпоривая лошадь, Уэбб, точно молитву, шептал одни и те же слова:
— Господи, пусть Лили будет жива.
Свернув на улицу Сен-Никез, он тут же увидел мчавшуюся ему навстречу карету первого консула. Кучер нахлестывал лошадей, и Уэббу пришлось остановиться. Сопровождаемая всадниками карета Бонапарта неслась в сторону перевернутой повозки, лежавшей посреди дороги.
Перевернутая повозка. Бомба.
Уэбб ликовал: он все-таки успел и теперь сможет остановить Фуше.
Но тут из аллеи выкатила еще одна карета, черная, — она приближалась к перевернутой повозке с головокружительной скоростью. Внезапно кучер спрыгнул со своего сиденья и покатился по булыжной мостовой. А кони мчались все быстрее, увлекая за собой карету.
— Лили! — в отчаянии закричал Уэбб и пришпорил лошадь.
Раздался грохот, и горящие обломки повозки разлетелись по всей улице. Пламя охватило и врезавшуюся в повозку черную карету.
При первом взрыве Уэбб упал с лошади, второй, более мощный, обрушил на него обломки кареты.
Выбравшись из-под обломков и битого стекла — при взрывах разлетелись витрины ближайших магазинов, — он сквозь дым и пламя пробивался все ближе к черной карете, вернее, к тому, что от нее осталось.
И вдруг глазам его открылось ужасное зрелище… Он увидел изувеченные тела и почувствовал запах крови, почувствовал жуткое зловоние, исходившее от горевшей человеческой плоти. В ушах у него звенело от криков раненых и тех, кто пытался найти под обломками своих близких, еще несколько минут назад беззаботно шагавших по оживленной рю Сен-Никез.
Почувствовав боль в виске, Узбб приложил ко лбу руку, и ладонь его окрасилась густой теплой кровью.
Едва удерживаясь на ногах, он кричал:
— Лили! Лили! Ты где?
Его лошадь, к счастью, не пострадала, она стояла всего в нескольких футах от него, среди горящих обломков. Уэбб схватил поводья и, оттащив лошадь в сторону, привязал ее к фонарному столбу.
Пошатываясь, он бродил вокруг, пытаясь отыскать Лили. Споткнувшись, посмотрел под ноги и увидел кучера, спрыгнувшего на полном ходу на мостовую. Остекленевшие глаза смотрели в небо, в груди торчал искореженный кусок металла.
Уэбб утер рукавом лоб — кровь, струившаяся из раны, заливала глаза.
Лили… Где же Лили?
Это он во всем виноват. Это он настоял, чтобы она отправилась с ним в Париж. Он шантажировал ее, угрожал…
Только бы она была жива. Он все ей скажет. Скажет, что любит ее.
Наконец он наткнулся на перевернутый каркас кареты. Одна из лошадей, запутавшаяся в упряжи, громко ржала, пытаясь освободиться. Другая, залитая кровью, лежала рядом.
Уэбб вцепился в днище кареты, пытаясь перевернуть ее. Лили была где-то там…
— Вы ранены, месье, — неожиданно раздался чей-то голос. — Вам срочно нужна помощь.