— Все равно, если кто-то увидит, хохоту будет до самой Москвы, — сказала Лидочка, которая чувствовала себя полной идиоткой, ввязавшись в эту историю.
— Ничего особенного, — сказала Катя, которая смотрела телевизор и была в курсе модных увлечений. — У нас с вами такой хеппенинд.
— Что?
— Это английское занятие. Люди собираются, словно что-то случилось. А что случилось — все равно до лампочки. Вот и у нас будет хеппенинд в траншее.
Они пересекли лесополосу, отделявшую путепровод от шоссе. Перед ними тянулась широкая полоса по-разному раскопанной земли. Кое-где были вырыты траншеи, так и не просохшие после дождей, кое-где были полузасыпанные ямы, между ними лежали штабеля широчайших, в человеческий рост, труб и труб потоньше, оставленных строителями бетонных плит, котлов и пришедших в негодность машин — создавалось впечатление, что строители страшно устали класть новые трубы, а устав, плюнули на все и отправились отдыхать, ничуть не заботясь, что строительство не завершено.
— Как операция у чукчи, — сказала Катя, угадав Лидочкины мысли.
— А что случилось с чукчей? — спросила Оля. Она была в голубом платье и разношенных лодочках на босу ногу.
— Он операцию делал, а потом кинул скальпель и говорит: «Опять не получилось».
— Моя мама — гуманистка, — сказала Катя, — все по ней должно быть правильно, но в столкновении с правдой жизни она всегда страдает.
— А ты циник? — удивилась Лидочка.
— Как вы угадали? — спросила Катя. — Многие не догадываются. Я отличница и никогда не спорю с учителями.
Вокруг стояла пустынная субботняя жара. Никто по доброй воле не пошел бы гулять на строительную площадку. Дачники ходили дальше, на пруд в санаторском лесу или уезжали на водохранилище.
За траншеями и ямами, наполненными желтой водой, стеной стоял лес, на вид совершенно девственный, на самом же деле служивший парком кардиологическому санаторию.
Через него можно было срезать дорогу к станции, но немного. Лидочка поглядела, где можно пройти. На случай, если в милиции спросят.
Выйдя к траншеям, они остановились в растерянности. Потому что Ольга не сообразила спросить у Виктора, из какой траншеи он вытянул узел с уликами. Но не искать же его и не ждать темноты, когда Виктор приведет сюда непутевого брата, чтобы поживиться. Разделись.
Лидочка пошла налево, Ольга с дочкой — направо. Солнце жгло немилосердно. Пользуясь тем, что никто не смотрит, Лидочка сбросила необъятный халат и повесила его через плечо. Сначала стало прохладнее, но тут же горячие лучи добрались до кожи.
Лидочка остановилась над траншеей, вырытой в желтой глине. Ширина ее достигала метров трех, а местами была больше из-за оплывших и осыпавшихся стенок. В длину же она была почти бесконечна. На несколько метров вокруг трава была срезана так, что, еще не дойдя до траншеи, Лидочка испачкала туфли желтым порошком. Хорошо еще, что давно не было дождей и глина вокруг траншеи была сухой.
Вода, которая неподвижно стояла в траншее, казалась темной и чистой, Лидочка подняла камешек и кинула его в траншею. Камешек взбаламутил воду, навстречу из глубины поднялись желтые протуберанцы, и вода в траншее постепенно пожелтела.
Справа закричала Катя:
— Идите сюда, сюда! Я нашла плед!
Страшно было называть пледом большую, желтую, непросохшую толком тряпку, свисающую с отвала в воду.
Им повезло — они уже стояли на пороге тайны. И раз милиция не хочет разгадывать преступление, три слабые женщины возьмут это на себя.
Правда, лезть в траншею, предчувствуя, какая грязная и даже липкая жижа ждет там, не хотелось.
Лидочка не спеша разулась, ожидая, что сейчас Ольга или Катя скажут ей: «Не стоит, Лидия Кирилловна, мы все сами сделаем!» Ведь не ей, а им так важно уберечь от неприятностей трудного подростка Виктора!
— Ольга, — сказала Лидочка. — Может, все-таки вы поищете?
Ольга была готова к такой просьбе и быстро ответила:
— Весь поселок будет смеяться, если я в грязь полезу. Мне тогда здесь не жить. А на мне же библиотека — центр культурной жизни!
— В самом деле, вы же представляете, Лидия Кирилловна, — сказала Катя. — У нас с мамой есть только доброе имя.
Большие сиреневые глаза Кати были холодны, как ледниковые озера. И Виктора не спасет, и маму не даст в обиду.
— А я — городская, — обреченно сказала Лидочка. И если она хотела, чтобы в ее словах прозвучала ирония, то ее никто не заметил.
— Вы хотите нам с мамой помочь? — спросила Катя. — Тогда помогайте скорей.
«И в самом деле, — подумала Лидочка, — я здесь пришлое существо — никто не смог бы заставить меня совершать идиотские поступки без моего согласия. И если я решила помогать чужим людям, то почему надо останавливаться на середине? Почему? По крайней мере, я не простужусь — сейчас температура воздуха под тридцать, и, наверное, многие мечтают выкупаться. Вы мечтаете, а я сейчас нырну».
Уловив ее отважное движение, Катя вдруг крикнула:
— Волосы не намочите!
Лидочка и не собиралась нырять вниз головой. Она посмотрела по сторонам — кроме Ольги и ее дочери, никого в пределах видимости не было.
Лидочка села на край траншеи и, тормозя ладошками, постаралась элегантно соскользнуть в траншею, словно нимфа в озеро.
Желтая глина оказалась недостаточно плотной, чтобы удержать ее. Увеличивая скорость, Лидочка поехала по крутому склону и громко взвизгнула — это случилось непроизвольно.
Вода, такая прохладная и даже нежная на ощупь, послушно раздалась, впуская в себя Лидочку, и взлетела вверх желтыми фонтанными струями.
Сверху взвизгнули Ольга и ее дочка, потому что им на мгновение почудилось, что они никогда больше не увидят Лидию Кирилловну.
Траншея оказалась глубже, чем Лидочка рассчитывала, но, к счастью, наполнена водой наполовину — метра на полтора. Дно ее было покрыто толстым слоем нежного желтого ила. Падение Лидочки подняло вверх всю жижу со дна, и вода тут же превратилась в желтый бульон.
Сначала Лидочка окунулась с головой, затем распрямилась, и ее охватило восхитительное чувство купальщика в жаркий день — чувство облегчения, мгновенного очищения тела от пота и скверны знойного дня.
Лидочка помотала головой, жалея, что не взяла с собой купальной шапочки. Она стояла на мягком дне траншеи, ступни утопали в мягком теплом иле. Откинув голову, Лидочка пригладила ладонями волосы, чтобы стряхнуть с них воду.
Себя не видишь — поэтому Лидочка посмотрела на своих спутниц, глядевших на нее с берега. Честное полное лицо Ольги изображало неприкрытый ужас, а Катины брови уехали к линии волос — она была вовсе удивлена.
— Ой! — сказала Ольга.
— Ни один враг, — сообщила Катя, — ни один друг не узнает вас, тетя Лида, в этой маскировке. Жалко, что зеркало не взяла.