— Она очень давно ушла.
— Значит, ждет следователя.
— Женя, — строго сказала Итуся, — я тебя редко о чем-нибудь прошу, но сейчас у меня плохое предчувствие.
— Итуся!
— Женя, если ты не пойдешь, я пойду с Пуфиком.
— Итуся, ты только посмотри, какой идет дождь, — сказал Женя и встал с дивана.
— Пускай дождь.
— Тогда ты никуда не пойдешь. Ты останешься дома. Я не желаю, чтобы ты простужалась.
В результате они спешно собрались и побежали по лужам в милицию, потому что думали, что Лидочка старается пересидеть дождик в милиции, ей ничего не угрожает. Ей может что-то угрожать только, если она не в милиции. А где?
Они бежали под двумя разными зонтиками, струи дождя хлестали их по ногам, Пуфик метался между зонтиками, но ничего у него не получилось, и он уже проклинал на своем собачьем языке тот момент, когда увязался за хозяевами. И вольно же ему было!
Не доходя до милиции, Глущенки свернули на Школьную улицу. Дом № 5 был тих и пуст. Разумеется, там никого не было. За исключением одного человека.
Этим человеком была невысокого роста весьма полная женщина в прозрачном плаще, которая стояла у входа на веранду спиной к улице.
Женя распахнул калитку и издали крикнул:
— Простите, вы не видели Лидочку?
Женщина обернулась. Это была библиотекарша Ольга, соседка.
Она сказала:
— Я только что вошла. Смотрите, как странно!
Ольга показывала на шланг, который был надет на кран для поливки огорода. Шланг был толстым, круглым и вздрагивал, вода шла по нему под полным напором.
— Что это значит? — спросила Ольга.
Пуфик метался возле двери в сарай, пронзительно лая. Он кинулся к людям, потом снова помчался к сараю.
— Посмотрим? — с дрожью в голосе произнесла Ольга.
— Подождите меня здесь, — сказал Женя и сорвал шланг с крана. Потом, не обращая внимания на бившую струю — все равно промок, — завинтил кран. И тут же побежал к двери сарая.
— Где ключи? — закричал Женя. Он был очень зол и боялся, что может опоздать. Бывает, когда ты еще не можешь точно объяснить, что же произошло, но значение происшедшего уже понимаешь.
Именно в этот момент помутневшим сознанием Лидочка услышала лай собаки. Раньше она не могла его услышать сквозь дверь, потому что очень громко шумела вода из шланга. Но сейчас шланг молчал. Лидочка этого не поняла, но собачий лай услышала.
Женя ударил плечом обшитую дверь, дверь не поддалась.
— На себя, — сказала Ольга и резко потянула ручку двери на себя. Ручка отломилась.
— Топор! — воскликнул Женя, как хирург требует пинцет. Он не стал ждать, пока кто-то принесет топор, а сам кинулся в открытый дом, дверь была отворена, схватил в сенях топор и прибежал с ним обратно. Женщины ждали его, прижавшись к двери, прислушивались и звали Лидочку.
Их голоса Лидочка тоже услышала, но не поняла, что зовут именно ее.
Женя воткнул лезвие в щель и с такой силой нажал на него, что дверь, взвизгнув от боли, открылась с первого раза, послушно, как будто и не была заперта.
Они увидели, что шланг исчезает в углу люка, который закрывает подвал. Ольга обогнала всех и резко потянула крышку на себя. Женя помог ей, поддев мокрую крышку топором.
Крышка откинулась.
Внизу была черная гладкая вода. Она покачивалась в полутора метрах от пола. Ольга зажгла свет.
Женя первым увидел заставленную за шкаф железную лестницу и опустил ее в воду.
— Женя! — вдруг вспомнила о его здоровье Итуся. — Осторожнее, ты промокнешь.
Женя отмахнулся и опустился в воду. Вода была так холодна, что все внутри у него сжалось от боли.
Он сразу увидел Лидочку — она полулежала в углу, к счастью, наваленные там доски позволяли ей держать грудь над водой. Лидочка была без сознания.
Женя рывком вытащил ее холодное, как будто мертвое тело из воды и, стоя по пояс в воде, поднял его наверх. Как только голова и плечи Лидочки показались над крышкой, Ольга с Итусей подхватили тяжелое тело и выволокли наверх. Женя подталкивал Лидочку снизу.
А потом Ольга побежала в милицию, там был ближайший телефон, а Итуся с Женей перетащили Лидочку в дом, раздели и начали растирать сухими полотенцами. Они боялись делать что-нибудь еще, чтобы не навредить. Итуся нащупала у Лидочки слабый пульс. Дыхание было редким, Лидочка была без сознания и ни на что не реагировала.
«Скорая помощь» приехала быстро, вместе с ней примчался Толик.
Он ругал Лидочку за то, что она полезла в чужое дело. Но Василий-мордоворот, который приехал с ним, сказал:
— А что делать, если тебя никогда не застанешь? То крыша у брата, то еще что…
Лидочку увезли в больницу.
Толик долго осматривал место преступления и сказал:
— Впервые в моей практике. Даже интересно. Можно статью написать. — Потом сказал Ольге и Глущенкам: — А вы вовремя ее вытащили. Еще чуть-чуть, и ей конец. А грустно, потому что не по делу. Ведь происходит все оттого, что милиционера положено считать последним дураком. Но ведь зря. Как только ты, Ольга, вместе с Лидией Кирилловной вытащила из ямы портсигар, все у меня стало на свои места. Ведь никто не мог, кроме Нины Абрамовны и Марины Олеговны, этот портсигар в траншею кинуть. Таких чудес не бывает. Ну ладно, если бы Нина Абрамовна его забыла, но она же на платформе курила! А в электричке было всего две женщины! Так вот, гражданка Котова хотела навести подозрение на Спольникову. А что получилось — навела мои подозрения на себя.
Вернулись Василий и еще один милиционер, которые ездили на «газике» по поселку. Они рассказали, что Марины нет ни на станции, ни на шоссе. Пропала.
— Пошли чаю попьем, все мокрые, — сказала Ольга Толику. Василия она не звала.
— Нам еще Котову поймать надо. А то натворит что-нибудь с собой с перепугу, — сказал Толя, но к Ольге пошел. — Ведь если она убежала и не заметала следов, значит ты, Ольга, ее спугнула. То есть когда ты входила на участок, она с него бежала. Иначе бы она шланг вытащила и все сделала, как планировала. А так у нее была одна надежда, что Лидия Кирилловна успела богу душу отдать и промолчит до Страшного суда.
Они перешли на теплую веранду дома Ольги. Вернулась с купания промокшая Катя и слушала эту историю, распахнув глаза, потому что, оказывается, сама толкнула Лидию Кирилловну почти на смерть.
Толик выпил чай и разглагольствовал. Остальные ему не мешали, им было интересно, тем более что они знали от доктора, что Лидочкиной жизни ничего не грозит. Пуфик чувствовал себя героем — собаки очень чувствительны к собственному героизму.
— Я ее стал провоцировать, — сообщил Толик. — А ведь горе преступника в том, что обязательно считает других глупее себя. Я стал при ней рассуждать о силе литературы и о том, как в книгах иногда все бывает предугадано. Я ведь наивный, глупый и даже серый. Почему бы меня не одурачить, если сам на крючок лезу? Вот мне и представили липовую рукопись. Она вам говорила, как? Нет? Она очень не хотела, чтобы рукопись от нее исходила, мало ли что я подумаю. Она мне сказала: ах, я не могу вам дать экземпляр, но есть другой, он в комнате у художников! Значит, сам догадывайся. Я и догадался. Прочел и должен вам сказать, что уровень литературы меня не удовлетворил. Низкий уровень, на потребу лотошников. Я читаю и вижу — чем дальше, тем страшней. И вдруг, в самом конце, как будто другой человек сообщает мне, что Сергея Романовича убила Елизавета Ивановна, гражданка Корф, из ревности к своей дочери. Я тогда предпринял такие шаги: я спросил нашу дорогую Ольгу, не было ли подозрительных гостей на даче после смерти Сергея Романовича? Она говорит — кто-то посещал дачу в первую ночь после убийства. Ясно, значит, были обстоятельства и возможность допечатать на той же машинке другой конец. Мне даже интересно работать с интеллигентами. Вы представляете, убийца дописывает за писателя роман, чтобы все видели — вот он! Как бы указывает костлявым пальцем из могилы.