Ведь похороны связаны с патологоанатомическими делами. Они должны отпустить тело Алены на свободу. А потом уж профком института может заняться своим прямым делом.
Итак, надо вставать и звонить. Сначала Татьяне о ее маме Маргошке, затем Соне — о родственниках Алены, хотя второй звонок может и не понадобиться. Потом надо позвонить милиционеру Шустову и узнать о похоронах — вроде она теперь не чужая для этого странного семейства. Надо ли говорить Шустову о визите Ларисы и ее просьбе молчать? Пожалуй, пока не надо. Он ведь и не требует, чтобы Лидочка все говорила. Забвение и в его интересах — скорее можно будет закрыть дело. Мало ли теперь в Москве бандитов, которые друг на дружку наезжают?
Особой спешки не было — тем более что Лидочка чувствовала себя разбитой, усталой, вообще состояние было такое, как будто день уже клонился к закату, и Лида весь этот день грузила кирпичи.
Телефон зазвонил снова, когда Лидочка была в душе. Еще раз он позвонил, когда она вытиралась, но не успела до него добежать.
Лидочка поставила чайник, засыпала в кастрюльку «Геркулес» и сама позвонила Татьяне.
Никто не подошел.
Странно, она была убеждена, что Татьяна еще дома. Но, с другой стороны, не исключено, что той стало страшно ночевать в квартире, где только что умерла ее дочь, и она бежала оттуда к себе на дачу. Лидочке стало жалко старуху — лучше бы уж ко мне пришла.
Тогда Лидочка позвонила Соне. Соня обрадовалась звонку и сразу принялась рассказывать, как она пришла в институт, и как она все организовала, и как все теперь смотрят на этого Осетрова. Как на прокаженного!
Соня еще не знала, когда похороны, она сама собиралась позвонить Шустову или следователю, с которым, оказывается, вчера встречалась, и он произвел на нее весьма благоприятное впечатление. Он склонен закрыть это дело и ограничиться моральным осуждением. Хотя она, Соня, привлекла бы Осетрова. За доведение до смерти хорошего человека!
— Соня, скажи, пожалуйста, — попросила Лидочка, когда рассказ Сони выдохся. — Шкатулка, о которой ты рассказывала и которая пропала из квартиры Алены — откуда она у нее появилась?
— Я же тебе сказала: от бабушки Маргариты, — уверенно ответила Соня, подтвердив Лидочкины мысли. — Из хибары.
— Это еще что такое?
— А это прошлое дружного семейства Флотских, — ответила Соня. — Когда наша Аленка подросла и ее мамаша Татьяна добыла квартиру только для себя, то Маргарита вообще уехала из Москвы. И последние годы бывала здесь только наездами. У нее была идея, что Аленке не светит замужество, если она будет существовать в однокомнатной квартире с древней бабусей.
— Ну не такая уж Маргарита была древняя, — вступилась за нее Лидочка.
— Ты не знаешь — молчи! Она померла в восемьдесят пятом. Значит, ей было восемьдесят семь, клянусь тебе. Но никакого маразма!
— А как же Аленка согласилась, чтобы бабушка уехала? Ведь за таким старым человеком нужен уход.
— Маргарита сама за собой горшки выносила. До самой смерти. Она и умерла, как говорится, в одночасье. Правда, перед смертью в больницу попала. Но, может, это и хорошо, померла в цивилизованных условиях.
— Цинизм тебе не идет.
— Цинизм никому не идет, но без него не проживешь. Ты меня будешь слушать или намерена читать мне нотации?
— Говори, я слушаю.
— Когда Татьяна подкинула Маргарите младенца, Маргарита решила, что Аленке нужен свежий воздух. И записалась в какое-то садовое товарищество. Построила там хибару, это называлось финский домик, не слыхала?
— Слыхала.
— Развела малину, салат и несколько лет пасла там Аленку. Потом Аленке это надоело, а Маргарита привыкла к своей хибаре, пропадала там круглый год, морозоустойчивая бабка была. А когда она померла, хибара перешла к Аленке.
— И там была шкатулка?
— Там все Маргаритины вещи были — как склад. А когда Маргарита умерла, Аленка кое-что перевезла в Москву. Вот и шкатулку перевезла. Только, конечно, всякие бумажки из нее вытряхнула. И все это погибло.
— Почему ты так думаешь?
— Я не думаю — я знаю. Два года назад в хибару какой-то дебил залез, мы зимой редко там бывали — только когда на лыжах собирались. Этот бомж там костер развел — и сгорела наша родная хибара. И все, что в ней было. До самого подвала.
— А потом?
— А почему тебя интересует, что было потом?
— Ты думаешь, что дневники тоже сгорели?
— Никакого сомнения. И Маргаритина библиотека сгорела, и все ее письма.
— А потом?
— А потом суп с котом. А на второе кошка с картошкой, как говорит моя легкомысленная мамаша. Откуда у Аленки деньги новую дачу строить? Так и осталось пепелище.
— Значит, ты думаешь, что там искать нет смысла?
— Я убеждена.
— Жалко. А я надеялась… Прости, а не могут дневники храниться где-нибудь в квартире Алены?
— Не будь тупой! Квартира Алены — восемнадцать жилых метров, высота потолка два восемьдесят. Кухня шесть метров — какого дьявола человек будет хранить там чужие тетрадки?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Оставь надежду всяк сюда входящий. Читала?
— Читала.
— А я не читала. Если по телевизору не показывали — для меня пустое место. Вся мировая литература. Еще вопросы есть?
— К сожалению, нет.
— Тогда я в институт побежала. У нас сегодня должны компенсацию давать. Привет, до встречи…
Теперь оставалось сделать еще один звонок.
Лидочка набрала номер Шустова.
Лейтенанта на месте не было.
Инна Соколовская не могла ответить, когда он вернется.
Лидочка стала решать для себя проблему: то ли сесть работать, то ли пойти по магазинам, раз дома не осталось ничего съестного.
Ее раздумья прервал еще один телефонный звонок. На этот раз она сразу подняла трубку. Это был лейтенант Шустов.
— Ну вот, а я уж волнуюсь — звоню два часа, никто не подходит, хотел патрульную посылать.
— Ничего особенного у меня не случилось. Никто на меня не напал.
— Вы меня радуете, — сказал лейтенант.
— А я вам тоже звонила, но не застала.
— Какие проблемы?
— Мне нужно узнать, когда собираются хоронить Алену. От этого могут измениться мои планы на ближайшие дни.
— Пока что я не могу ответить на этот вопрос.
— Что за трудности? — Лидочка уловила в голосе нечто необычное — следовательское, столь несвойственное лейтенанту, даже когда он старался казаться волком следственной службы.
— Ничего особенного, но тело пока побудет у нас. Кое-что выяснилось.