Людей на плантациях было не так чтобы много, зато сразу было видно, что в самой деревне жизнь бьет ключом. По улицам сновал' самый разнообразный люд — от детворы до стариков. И каждый был чем-то занят. Особенно много людей было на площади, где сходились межи и тропки и куда спускалась главная улица. Это было единственное не занятое посадками место на террасе. Там, по всей видимости, находился центр всего поселения.
Золотари с Батеном направлялись как раз туда.
Труса и Волантиса в деревне, видимо, знали хорошо. Чем ближе они подходили к центральной площади, тем чаще их окликали, называли по именам, приветственно махали им руками или просто молча раскланивались, проходя мимо. На Батена посматривали с интересом, но без особого любопытства. Видимо, выделяя его скорее по необычной одежде, не более. А одет Батен для местных был так же непривычно, как они для него. Его широкие, темные шаровары и солдатская рубаха контрастировали не только с белыми одеждами золотарей, но и с короткими широкими штанами и просторными кофтами, подвязанными в поясе цветными кушаками, местных жителей. Женщины были одеты примерно так же и отличались от мужчин разве что большим количеством узоров на ткани.
Следом за золотарями Батен прошел через площадь и стал подниматься по улице, мимо входов в дома-пещеры. Идти пришлось недолго. Через пару домов, носивших, как показалось Ба-тену, административный характер, они сошли с мощеной дороги куда-то в сторону и по винтовой деревянной лестнице, украшенной затейливой и необычной резьбой, поднялись на просторную деревянную веранду, увитую какими-то лозами с мелкими, остро пахнущими цветами.
— Подождите пока тут, — обернулся Волантис и, не ожидая ответа, вошел в совсем незаметную за свисающими лозами дверь. Точнее — проход в Стену.
Его не было минут пять. За это время Батен еще раз окинул окрестности с другого ракурса. Отсюда он увидел незамеченную раньше деталь. К площади действительно сходились буквально все тропки и дорожки. Но из нее выходила одна самая настоящая дорога, хотя и очень короткая. Не более ста ярдов длиной, она наискось отходила от главной площади и уходила влево прямиком к краю террасы, где заканчивалась еще одной площадкой. Движение по ней было оживленным в обе стороны. Что там, на этой площадке происходило, Батен почти не видел — деревья загораживали большую ее часть. Но, судя по грузам, которые следовали по дороге, нетрудно было догадаться, что там находилось что-то вроде порта или хотя бы пристани, по которой товары с террасы уходили вниз, а оттуда — интересно, каким образом? — Доставлялись сюда иные, необходимые для жизни товары.
— Доброго здоровья, мама Корви, — услышал он за спиной голос Груса и обернулся.
На веранде появилась немолодая женщина замечательной наружности. Одета она была, как и все здешние женщины, в блузку и штаны, что казалось немного странным для ее возраста — а на глаз ей было около шестидесяти, — но не выглядело вызывающим. Кроме того, одежда ее отличалась от виденных Батеном до того цветом: те были белого или светло-зеленого оттенка, а у мамы Корви — золотисто-желтого, что, видимо, соответствовало ее рангу.
О том, что мама Корви не простая крестьянка, говорило многое. Взгляд, который она бросила на Батена, был испытующе-внимательным, властным — и в то же время в нем проскользнуло доброжелательное любопытство. «Интересно, что ей наговорил Волантис?» — подумал он, поглядев на маячившего за плечом мамы Корви золотаря. Как держался его непростой спаситель, тоже говорило о многом: Волантис вел себя непривычно тихо, не гомонил, не балагурил; а Грус приветствовал маму Корви с таким уважением, которого Батен от него еще не слышал. Да и сама она держалась так, словно была здесь главной и все и вся вокруг принадлежало ей.
— Здравствуй, здравствуй, голубчик, — приветствовала она Груса. — Пойдемте-ка в беседку. В дом я вас не приглашаю, больно вы, ребята, пахнете неаппетитно. За неделю не выветрится. Да к тому же с подарочком оттуда. — Она ткнула пальцем вверх.
Голубчики не обиделись, видимо, привыкли к подобным шуточкам на свой счет, и Батен на подарочка тоже решил не обращать внимания.
Следом за мамой Корви они поднялись по той же лесенке на крышу дома, в беседку, образованную все теми же лозами, свисающими, казалось, прямо со скального карниза. Тут стоял столик, вокруг которого в беспорядке расположились с полдюжины плетеных стульев.
Мама Корви села на один из них — и, хотя стол был совершенно круглым, показалось, что она не просто сидит, а сидит во главе стола — и сделала приглашающий жест.
— Значит, так, — заговорила она властным голосом. — Во-первых, спасибо за дерьмо, голубчики. А то мы уж и не знали, что делать. Сезон в разгаре, а снизу ничего не подвозят. Рыба, что ли, у них кончилась? Рыбьей муки почитай что и не осталось, а птичьих базаров у нас поблизости нет. Что бы мы без вас делали, просто не знаю.
— Это наша работа, мама Корви, — скромно вставил Грус, а Волантис прибавил:
— Я забыл сказать, мама. Мы с Мергусом виделись, он просил передать, что милях в двадцати от вашей террасы, кажется, есть одно место, покинутый птичий базар. Он обещал проверить и провести туда группу, если место того стоит.
— Это было бы здорово, — оживилась мама Корви. — Он не сказал, где именно?
— Нет, мама Корви. — Волантис с сожалением развел руками. — Он обещал заглянуть к вам через неделю.
— Хорошо, — кивнула мама Корви, — вот тогда и поговорим. Теперь о тебе, молодой человек. — Она повернулась к Батену. — Волантис мне все рассказал. Скажу тебе честно, не в моих правилах заниматься благотворительностью, особенно к вам, имперцам. Слишком мало хорошего вы нам сделали. Ну да раз с тобой твои так обошлись, может быть, ты и не совсем плохой человек. Хотя ведь и они просто так кого попадя в нужник не спускают. Может, ты там чего натворил, а? — Мама Корви внимательно посмотрела на Батена; тот не ответил: что он мог ответить — просто молча пожал плечами. Мама Корви продолжила: — Ладно, Небо тебе судья. Кормильцы вот наши за тебя слово замолвили, а я им верить привыкла.
Грус, услышав эти слова, заулыбался; Волантис хмыкнул. А мама Корви покосилась на них и прибавила строго:
— Правда, не всему и не всегда… Так вот. Сделаем так. Я тебя оставлю у себя. Поживешь, осмотришься. И мы тоже к тебе присмотримся. А как дальше быть — тут от тебя все зависеть будет. Приглянешься, отправлю тебя на ушки с доброй рекомендацией… Ты про ушки знаешь? — перебила она сама себя. Батен кивнул. — Тогда понимаешь, о чем я. А нет — сдам тебя кому следует, пусть с тобой внизу сами разбираются. Не обессудь, милок, но нам своих забот хватает, кроме как со свалившимися сверху молодцами разбираться. А вдруг ты имперский шпион? Или того хуже — душегуб? Или еще чего… Не похож ты на душегуба, правда, но кто вас, имперцев, знает… Вот такое будет мое решение, — закончила она. — Подходит тебе?
Батен в третий раз пожал плечами.
— У меня нет выбора, — ответил он. — Я понимаю вас. Надеюсь, что смогу быть вам чем-то полезен, хотя ничего в общем-то не умею. И постараюсь развеять ваши сомнения насчет себя.