— Я тебя узнал вот по этому. — Мальчик протянул руку и тронул украшение, которое Эйли носила как медальон — единственную оставшуюся у нее киммериевую серьгу с хрустальной линзой. — У меня есть такая же. — Он сунул руку в карман и вынул оттуда родную сестру этой серьги.
Эйли смотрела на пару и ничего не понимала.
Князь, кажется, начал понимать, но еще не мог себе поверить.
— Тетя Зукки! — проговорил он со странным выражением лица. — О Боги! Тетя Зукки!..
Мальчик, которому Князь-Сенешаль дал титул графа Заниаха, был найден потерявшимся в восточных предгорьях. Его принесла на себе Адда, любимая охотничья собака Князя-Сенешаля. Трехлетний мальчик бесстрашно ехал верхом на грозном грифоне, весело молотя пятками мощные бока, крепко вцепившись в серебристую гриву, и при этом весело смеялся — уже одно это доказывало благородное происхождение ребенка: дети простонародья были давно и прочно запуганы мамашами, которые считали огромных бычьих грифонов людоедами. Когда малыша, одетого в какое-то рванье, начали расспрашивать, он, как и можно было ожидать, отвечал очень непонятно; от него узнали только то, что папа у него очень высокий и сильный, у него есть сабля и он убивает ей врагов; мама тоже высокая, и у нее много платьев. Есть еще тетя Зукки, с которой они ехали домой к тете. На вопрос, сколько лет тете Зукки, мальчик ответил уверенно — сорок. Его переспросили, и мальчик уточнил, что она старая.
В недавних смутных событиях Империи могло произойти и не такое, чтобы мальчик благородного происхождения оказался в обносках посреди чистого поля. Поэтому Князь-Сенешаль попытался на основе этих скудных сведений разыскать жен-щину, которую малыш называл тетей Зукки, чтобы вернуть мальчика и помочь оказавшейся в трудном положении благородной семье, но никаких следов найти не удалось. Не дали результатов и попытки найти его родителей через данные в газетах объявления.
Пока шли поиски, мальчик жил в покоях князя в императорском дворце, и князь настолько привык к мальчику, что вместо того, чтобы, как предполагал поначалу, подыскать для него приемных родителей, решил, что он и сам вполне сможет обеспечить для мальчика достойное дворянина воспитание. И вот вдруг оказывается, что тетя Зукки — это княжна Сухейль Делено, которой в год переворота никак не могло быть сорок лет. А высокий и сильный папа с саблей, таким образом, превратился в худощавого среднего роста Императора, который держал в руках оружие разве только на охоте и во время пышных дворцовых церемониалов.
Эйли наконец поняла, что происходит. Ахнув, она схватила мальчика за плечи и крепко прижала к себе. Потом, вся в слезах, начала снимать с него камзольчик, задрала рубашку, сверяясь с родимыми пятнами на спине мальчика…
— Бедный мой! Бедный попрыгунчик, — всхлипнула она.
— Это Наследник, — бесцветным голосим проговорил Князь-Сенешаль.
Эйли с отчаянием обернулась к нему. Ей вдруг стало страшно. Мальчик выбрал самый неудачный момент, чтобы объявиться — сейчас, когда его тайну знали только двое, князю ничего не стоило избавиться от Наследника, а ее отправить на плаху, как убийцу и заговорщицу.
Она еще крепче прижала к себе ничего не понимающего мальчика.
За дверями вновь послышался какой-то шум.
Князь-Сенешаль резко встал и шагнул к ним.
Дверь распахнулась, и на пороге гостиной замерли несколько фигур.
Эйли сначала решила, что это стража, вызванная прислугой, однако люди были не в мундирах, а в штатском.
Эйли беспомощно повела взглядом по их лицам, узнавая одних и удивляясь, откуда они все здесь, и не узнавая других.
Один из ворвавшихся бесцеремонно проскочил в центр комнаты и остановился, грозно положив ладонь на эфес короткой шпаги; он настороженно переводил взгляд с Князя-Сенешаля на Эйли и обратно.
Князь-Сенешаль, однако, казалось, не замечал угрозы. Он смотрел на другого человека. Этим человеком был князь Сабик.
— Менкар! — почти счастливо воскликнула Эйли. — Менкар, пожалуйста, сделай что-нибудь!
— Скандал! — прошипела княгиня Морайя. Ее сын повел плечами.
— Это не лезет ни в какие ворота! И я еще хотела, чтобы ты женился на этой рыбоедке! — Княгиня кипела от негодования. — У этого сброда нет никакого понятия о чести. Дочь Императора, дочь княгини, пусть и тапасской, девица, знатней которой в Империи трудно кого-то найти — и что же? — выбирает себе в мужья отставного поручика-краевика, дед которого землю пахал! А ее мамаша, вместо того чтобы навести порядок, дочку под надежный замок посадить, а женишка незваного запороть до полусмерти, чтобы неповадно было знатных девиц соблазнять… Так нет же! Матушка-княгиня присылает благословение! И богатые подарки будущему зятю!.. Нувориш! Альфонс!.. Спрашивается, как после этого можно уважать рыбоедов? И я еще хотела, чтобы эта безнравственная девчонка стала моей невесткой!
— Видела бы ты, какие счастливые глаза у нее были, когда она увидела своего поручика, — заметил князь Сегин, внутренне усмехаясь.
— Я же говорю — вертихвостка!..
Князь Сегин сделал лицо, отложил в сторону газету, которую все это время просматривал, а точнее — за которой прятал улыбающиеся глаза, и поглядел на часы.
— Вас ожидает куафер, матушка, — напомнил он. — Как бы вам не пришлось показаться на коронации без ваших шиньонов и в домашнем халате…
— Ноги моей не будет на коронации! — запальчиво сказала княгиня.
— Ну, мне-то, во всяком случае, уже пора, — проговорил князь, поцеловал матушке руку и удалился, помахивая тростью.
Что бы там сгоряча ни обещала госпожа Морайя, на коронации она появилась в первых рядах среди имперских аристократов. Шиньонов в ее прическе было не меньше, чем обычно, платье поражало роскошью, сверкающие драгоценности стоили не меньше, чем коронационные регалии, а на лице ее была приветливая улыбка, которой княгиня одаряла всех без разбору, лишь бы показать, что она довольна жизнью и всем происходящим. Она улыбнулась даже приближенным князя Сабика, и в том числе Менкару, который неожиданно для себя стал графом после того, как посватался к княжне Сухейль: княжне как-то неприлично выходить замуж меньше чем за графа.
Князь Сегин и князь Сабик стояли на возвышении в церемониальных одеждах со старинными мечами в руках наголо, охраняли коронационные реликвии, разложенные на покрытом златотканой скатертью аналое. Лица у обоих были совершенно непроницаемые.
В зале шептались. Происходящее обещало стать весьма интересным. Князь-Сенешаль фактически передавал свою власть малолетнему Императору, принимая на себя вместо этого обязанности регента, причем собирался разделить их с князем Сабиком. Говорили еще, что в Столицу прибыл для переговоров князь Тевир из товьярских Тевиров, и речь на них пойдет о придании Северному краю того же статуса формальной автономии, что сейчас существует у Таласа. Совсем уж шепотом говорили, что этот самый князь Тевир и есть колдун Абраксас, который несколько лет назад произвел смуту в Империи и своими действиями вызвал политический переворот.