…Мысль об илайне не оставляла ее несколько дней. Из незапамятных времен пришел от далеких предков этот обычай преломлять неблагоприятную судьбу, нанося себе смертельный удар мечом.
«Чаша не предсказала мне свадьбы, — думала Аойда. — Что случится? Жених ли мой умрет? Или откажется от меня?.. Разве он может отказаться от меня? Не скажу, что меня не в чем упрекнуть, но разве я забываю о своей чести?.. Как же могу я совершить илайн вместе с Пройтом? Люди подумают, что я потеряла честь, и мы с Пройтом — любовники. Люди будут осуждать меня. Нет, я не могу лишить себя жизни!»
Госпожа Аргия, заметив задумчивость племянницы, спросила ласково:
— Что задумалась, девочка моя? Что тебя тревожит?
— Тетя! — вздохнула Аойда. — Мне гадали, и гадание вышло неблагоприятным.
— Не бери в голову, милая, — сказала тетушка. — Разве бывают правдивыми гадания горничных девушек?
Аойда сказала, что гадание было не из простонародных, «девичьих», а настоящим, на чаше.
— В этом году я не выйду замуж, — продолжала Аойда. — И меня ждут горе и бедствия…
— Ох, Аойда!.. — Баронесса обняла племянницу и прижала к себе. — Что ты себе в голову берешь! Кто же тебе таких гадостей нагадал? Небось нянька Деипила, кому еще?
— Нет, не она, — покачала головой Аойда. — Лучше расскажи, тетя, какие новости…
— Новости хорошие для солдат, плохие для женщин, — грустно вздохнула госпожа Аргия. — Сегодня прибыл гонец от твоего отца. Князь приказывает выступить отряду Гириэя в Тестал — там неспокойно. Через три дня и выступят.
— Абант с ними поедет? — спросила Аойда с тревогой; спрашивать о Пройте она не осмелилась.
— Да, — подтвердила госпожа Аойда. — Он страшно рад, что наконец пришло время драться.
— Тетя!
— Что, девочка?
— Нет, нет, ничего…
Аойда не осмелилась сказать матери, что ее единственного сына ожидает смерть. Да и обязательно ли в этом походе погибнет кузен, думала она ночью, лежа без сна в постели: гадание на чаше делается на год, и в любой из дней этого года Абант может встретить свою погибель.
Однако когда отряд Гириэя уходил из замка, Аойда сдержаться не смогла — заплакала и убежала в свои покои, пряча лицо в нарядную шаль.
Госпожа Аргия дождалась на башне, пока отряд не скрылся в лесу, и пошла к племяннице.
— Девочка моя, разве можно плакать, провожая войска? — мягко укорила она. — Ты же не дворовая девушка, ты княжна. И не на войну же они идут, девочка моя. Войны ведь нет…
Войны не было, но отряд барона Гириэя в замок не вернулся.
Однако начали приходить Вести.
Первой пришла Страшная Весть, и ей не поверили: как могло случиться, что отряд барона мог погибнуть в Эрисихтонийском ущелье — в месте, идеально приспособленном для обороны?
Потом пришла Весть Черная. Войско Абраксаса-колдуна, миновав Эрисихтонийское ущелье, вступило в Имперские земли, подавляя все попытки рыцарских дружин отстоять свои владения. Абраксас двигался неспешно, но неотвратимо, и не находилось силы, которая могла противостоять ему.
Не мог ему противостоять и замок Ферет, в котором почти не осталось мужчин, способных носить оружие. И все же, когда войско колдуна показалось на дороге, баронесса повелела запереть ворота и всем, кто только мог держать оружие — старикам и женщинам — приготовиться к обороне.
Сама баронесса, ее шестнадцатилетняя дочь Теано и Аойда стояли на башне, за узкими бойницами, и смотрели на приближающееся войско.
Было еще далеко и Аойда лишь едва различала силуэты людей, но Теано вдруг воскликнула:
— Красиво-то как, матушка!
— Какие на них прекрасные одежды! — зачарованно продолжала Теано. — Матушка, кузина Аойда, видели ли вы когда таких могучих витязей?
Аойда еще не могла разглядеть лиц приближающихся к замку людей, но никаких рыцарей она не видела. Во главе отряда ехали верхом несколько всадников в отблескивающих серебром плащах, но лиц их было не видно из-за надвинутых капюшонов. Следом за ними виднелись всадники в разномастных доспехах; далее шли пешие арбалетчики, копейщики, мечники, тянулись обозы… И все они были порядком пропылены и лица их усталы.
Но казалось, что баронесса и ее дочь видят совсем иное.
— Мама, мама! — вскрикивала Теано. — Посмотри! Это ведь единороги, правда?
— Да, доченька! — отвечала баронесса.
— Какие единороги? Где? — осторожно спросила Аойда.
— Да вон же, — показала Теано. — Видишь, они запряжены в золотую карету…
В золоченую карету были впряжены обыкновенные серые кони, но в зачарованном колдовством сознании людей кони эти — признаться, очень хороших статей, — казались волшебными белыми единорогами.
— Я иду! — воскликнула баронесса Аргия. — Надо открыть ворота нашему государю!
— Тетя! — Аойда вцепилась в ее руку. — Тетя, вас колдовство одолело!
— Девочка, что ты такое говоришь!
— Я запрещаю вам это делать! — Аойда нарочно придала голосу повелительные интонации, чтобы напомнить баронессе, что Аойда не только ее племянница, но и дочь сюзерена, и имеет право распоряжаться в замке.
Аргия остановилась и растерянно пробормотала:
— Но… Но неужели ты не хочешь впустить в замок нашего государя?
— Мне он не государь! — твердо сказала Аойда. — Идите обе в свою комнату и не смейте выходить оттуда!
Аргия поклонилась и взяла дочь за руку. Теано с сожалением в последний раз взглянула на казавшееся ей великолепным зрелище и с неохотой последовала за своей матерью.
Аойда, спотыкаясь, побежала вниз, к воротам, и оказалась там как раз вовремя. Очарованные стражники уже собирались опускать мост через ров и открывать ворота.
— Я, княжна Аойда Мунита, запрещаю вам делать это! — закричала она.
Стражники нехотя повиновались ее уверенному повелительному голосу, и замок Ферет остался закрытым перед войском Абраксаса.
Нимало не смутившись этим, колдун повел свое войско дальше. Не попытавшись взять замок штурмом, выслать парламентеров для переговоров или просто стать лагерем возле — он просто оставил непокоренный замок в тылу…
И едва его войско скрылось из виду, чары, охватившие защитников замка, исчезли…
— Это было безумие! Прости нас, девочка моя! — воскликнула госпожа Аргия, когда Аойда вошла в комнаты. — Как я могла? Если бы не ты, я бы впустила их. Ужасно!.. Но ты-то, ты как удержалась?
— Я видела совсем не то, что вы, — ответила Аойда. — Я видела то, что было на самом деле.
— И там не было белоснежных единорогов? — все еще не веря, спросила Теано.